Я тебе верю - Нелли Осипова

Ночные дежурства для Ивана, кроме всего прочего, стали еще и источником заработка. Так к повышенной пенсии отличника прибавилась еще и зарплата медбрата. Он стал чуть чаще бывать в консерватории и каждый раз открывал для себя что-то новое. Даже в этом увлечении он оставался верен себе: ему нравилось систематизировать свое знакомство с классической музыкой. Так, начав слушать Баха, Иван старался ходить только на те концерты, где исполнялась музыка этого гения. Он сравнивал исполнение разных пианистов, учился находить разницу, отличие, самостоятельно определять свои предпочтения и только после этого читать рецензии и специальную литературу.

На одном из концертов он познакомился с девушкой, сидевшей рядом с ним, которая очень заметно переживала и волновалась за пианиста, явно своего знакомого. В промежутке между двумя произведениями Иван ненавязчиво спросил:

– Видно, это ваш знакомый?

– Это мой однокурсник, – с готовностью отозвалась она.

– Так вы тоже пианистка? – Почему-то обрадовался Иван.

– Нет, мы вместе учились два года в музыкальном училище, пока я не уехала с родителями в пограничный поселок, – мой папа военный – а Вадим окончил училище, потом поступил в консерваторию и вот… – Она показала рукой на сцену.

– А вы?

– Мы вернулись в Москву в позапрошлом году.

– И вы не захотели продолжить свои занятия?

– Ну, не то что не захотела, было уже поздно возвращаться к этому, но зато я работаю здесь, в консерваторской библиотеке.

После концерта Иван проводил Надежду домой и попросил разрешения брать книги в библиотеке в порядке исключения, потому что доступ в нее был разрешен только студентам консерватории. С тех пор он стал завсегдатаем библиотеки и примерным читателем музыкальной литературы, а дружба с Надеждой продолжалась еще долгие годы.

Синьор Флавио Севино оказался приветливым улыбчивым мужчиной примерно сорока лет, довольно высокого роста, что большая редкость для итальянцев. Он принял посетителей точно в назначенное время, что тоже не самая распространенная среди итальянцев черта. Радушно приветствовал и трогательно, многословно благодарил Алексея за очень профессиональную консультацию своей любимой жены. Потом он без паузы перешел на итальянский, продолжая разговор и обращаясь к Алексею. Произошло минутное замешательство – Алексей, естественно, не понял ничего, но не успел вслух выразить свое недоумение, потому что Юля, не дожидаясь, пока ее попросят перевести, быстро повторила реплику синьора Савино по-русски: «Я рад, что вы привели с собой очаровательную синьорину». Произнося слово «очаровательную», она слегка смутилась, но не погрешила против первоисточника.

– Брава, синьорина! – воскликнул синьор Севино и, обращаясь уже к Юле, повел беседу на итальянском языке.

Алексей, довольный, улыбался, глядя на Юлю, и был так горд, словно это он научил ее итальянскому языку.

Беседа длилась минут десять, прерываемая короткими репликами хозяина кабинета, обращенными к Алексею, в основном выражающими удовольствие от знакомства.

В результате Юля была принята на работу, но пока без окончательного уточнения обязанностей.

– Я сейчас точного названия вашей должности не могу сказать, но мы все утрясем в течение первой недели, – пообещал в заключение синьор Севино. – Когда вы сможете приступить к работе?

Юля вопросительно взглянула на Алексея, а он пожал плечами и в свою очередь спросил:

– А что вы сами по этому поводу думаете? Решайте, синьорина, вы хозяйка своей судьбы, а я лишь сопровождающее вас лицо.

Все рассмеялись.

День был пятничный, поэтому Юля предложила начать со вторника.

– Почему вторник, а не понедельник? – поинтересовался хозяин кабинета.

– О, тут я могу ответить за Юлю, – вмешался Алексей. – Потому что у нас говорят: понедельник тяжелый день.

– Нет, нет, нам не нужны тяжелые дни! – всплеснул руками Флавио Севино. – Мы будем работать легко, интересно и с удовольствием.

Как говорится, на этой оптимистической ноте они расстались до ближайшего вторника.

– Вот видишь, я же говорил – все очень просто! – Садясь в машину, торжественно провозгласил Алексей.

– Я не знаю, как благодарить вас…

– И не надо. Мое участие – чистая случайность. Благодари себя за то, что выучила итальянский. Теперь у тебя все будет прекрасно.

– Спасибо… спасибо вам, Алексей, за все-все… – Юля не могла больше говорить, слезы хлынули из глаз.

Алексей ласково погладил ее по голове и почувствовал, как дорога ему эта девочка, о которой он ровным счетом ничего еще не знает. Он тронул машину с места и повез ее по Москве, попутно рассказывая о городе, его улицах, старых и новых домах…

Дома в два голоса они рассказали Антонине Ивановне в мельчайших подробностях о встрече с итальянцем, после чего Антонина объявила, что нужно немедленно позвонить в Унгены, маме, и сообщить радостную весть. На возражения Юли, что лучше она напишет все в письме, последовал категорический ответ:

– Никогда не упускай возможности порадовать маму. Лучше позвонить, а после еще и написать. Одно другому не помеха. А мы с Алексеем пойдем в его комнату, чтобы не мешать тебе.

Антонина Ивановна почти неделю дожидалась возможности поговорить с сыном по душам. Если сначала она предположила, что он влюбился в Юлю, то сегодня у нее уже никаких сомнений не осталось – Алексей любит ее с первой встречи, с первого мгновения, когда увидел трогательную скорбную фигурку на железнодорожном перроне, и все дни после возвращения в Москву жил с мыслями о ней, заботился, волновался и делал все, чтобы она не только осталась в семье, но и не чувствовала себя иждивенкой, приживалкой. Антонина всегда верила в любовь с первого взгляда, хотя и считала это уделом молодых. Но в тридцать пять лет? Разве такое возможно? Как определить серьезность или мимолетность чувств? Наконец, Алексей до сих пор не знает, что у Юли есть ребенок, что она потеряла горячо любимого мужа и, возможно, все еще любит его или память о нем. Словом, Антонина Ивановна решила воспользоваться возможностью остаться наедине с Алексеем и все ему рассказать, чтобы не травмировать девочку, как она продолжала мысленно называть Юлю.

Алексей внимательно выслушал ее, потом обнял, поцеловал в обе щеки, вздохнул.

– Мама Тоня, если помнишь, я в первый же день, как вернулся домой из Кишинева и рассказал о знакомстве с Юлей, заметил, что на пальце у нее увидел два обручальных кольца. Я уже тогда понял, что она вдова, хотя в это плохо верилось – такая молоденькая. Во всем, что ты сейчас мне поведала, для меня только одно существенно – это ее ребенок.

– Так и я о том же, – согласилась Антонина.

– А скажи, пожалуйста, сколько мне было лет, когда отец усыновил меня?

– Несколько месяцев, Лешенька, ты ведь знаешь, – она вопросительно взглянула на него, как бы спрашивая – зачем этот вопрос?