Неприкасаемый чин - Кирилл Казанцев

Алису повалили на траву и принялись насиловать прямо на глазах у ошарашенного немца. Женщина извивалась, пыталась кричать, но ей затыкали рот. При этом коренастый крепко держал немца сзади и заставлял смотреть на все это непотребство. Намеренно следил, чтобы тот ни в коем разе не закрывал глаза и не отворачивался.

— Смотри, фашист проклятый, — шептал он ему на ухо, — думал, бабки есть и все телки у твоих ног? Э не. Так не бывает. Сила не в деньгах.

Наконец долговязый и приземистый отпустили Алису. Она лежала на траве, свернувшись калачиком, и тихо по-детски всхлипывала.

— Ну а с этим что делать будем? Может, пришить, на хрен? — поинтересовался долговязый, неторопливо застегивая ширинку.

— Закопаем прямо здесь, на поляне, — посоветовал приземистый, а затем хитро прищурился, посветив Халлеру в лицо фонариком.

Долговязый хлопнул коренастого по плечу:

— Может, и ты хочешь? А то как-то несправедливо получается, — и кивнул на Алису.

— Она уже никакая, — сморщил тот нос, словно ему предлагали некачественный товар на рынке.

— Тогда, может, этого в «шоколадный глаз» трахнем? А-то смотрит как-то горделиво.

— Можно опустить, петушилой заделаем. Он же даже за свою телку не заступился.

Долговязый и приземистый отошли в сторону — вроде бы посоветоваться, «перетереть» что-то касательно немца. А тем временем коренастый вновь зашептал немцу на ухо:

— Я, вообще-то, не с ними, и мне не нравится то, что они делают. Но я тебе, немец, одно скажу. Сваливать тебе отсюда надо. И чем быстрее, тем лучше. Забудь про свои инвестиции. А то точно трахнут. Могут, конечно, и не трахнуть. Но тогда зарежут. Это ж они Бахрушина подорвать хотели. Подорвут — ни перед чем не остановятся. Ты мне на слово поверь. Так что беги, на хрен, отсюда. И не останавливайся, не оборачивайся. Беги так, будто за тобой разъяренный медведь гонится.

Халлер почувствовал, как хватка державшего его ослабела. И он последовал данному совету. Вырвался и со всех ног побежал, спотыкаясь, падая, вставая, вновь спотыкаясь… Ему казалось, что он слышит за собой топот преследователей. Феликс в расстегнутом плаще с перекошенным от страха лицом, впопыхах выбежал на шоссе — прямо на середину. Стал и замахал над головой руками. Летящая на него фура взвизгнула тормозами. Ее тут же занесло, но все-таки опытный водитель успел остановить машину. Высунулся из кабины и закричал:

— Тебе, козел, что, жить надоело?

— Быстрее в город, — Халлер уже запрыгнул в кабину, — быстрее, а то нас здесь убьют.

Огни фуры растворились в ночном тумане. А в это время в лесочке возле коттеджного поселка на поляну вышел Бахрушин. Алиса уже поднялась, отряхивалась, оттягивая помятую юбку. На своих «насильников» она смотрела вполне дружелюбно.

— Молодцы, пацаны. Убедительно сработали, — похвалил Анатолий Игоревич, — я бы и сам со страху обосрался. А про немца и говорить нечего. Видать, полные штаны наложил.

Алиса хихикнула.

— С иностранцами всегда легче работать. Они легковерные. Развести их, как два пальца обоссать.

— Легко не легко, а заплачу сколько обещал, — Бахрушин запустил руку в карман.

Вознаграждение он делил не поровну. Выписанная из Москвы опытная проститутка, которую звали, конечно же, не Алиса, а Валя, получила ровно столько же, сколько и трое бугаев, вместе взятых.

— Вы бы мне еще за сексуальное удовольствие доплатили, — пошутила проститутка, обращаясь к долговязому и приземистому. — А ты за то, что смотрел, — бросила она тут же коренастому.

На этот раз хохотнул Бахрушин.

— И то правда…

…Свои приключения ждали и Ганса Мюллера. Если Бахрушин за что-то брался, то делал это хоть и жестко, но наверняка.

Осторожный Мюллер был на сто процентов уверен, что с ним ничего плохого не может случиться. В город он без надобности не выходил, только вместе с компаньонами. Баб не снимал. В азартные игры не играл. Даже не выпивал. Ну разве что бокал шампанского на Рождество, и то за компанию.

Вернувшись в гостиницу, он отпустил такси и тут же направился в холл. Створки лифта плавно и беззвучно сошлись у него за спиной. Кабинка слегка вздрогнула и мягко поползла-заскользила вверх. Ганс повернулся к зеркалу и пристально рассматривал, то и дело трогая мизинцем, недавно выскочивший на щеке прыщик. Вечно у него так случалось при смене климата. Кабинка миновала этаж за этажом. Но на свою беду Мюллер не подозревал, что происходит у него над головой, на самом верху лифтовой шахты. Иначе пошел бы пешком, несмотря на то, что номер находился на восьмом этаже.

Крепко сложенный мужик в кожаной куртке и тренировочных штанах с лампасами бросил в трубку мобильника, который плотно прижимал к уху:

— Понял, что он зашел, — торопливо сунул телефон в карман и заглянул в лифтовую шахту.

Прямо у него над головой грохотала подъемная лебедка. Рука мужика лежала на рубильнике. Когда кабина оказалась между седьмым и восьмым этажом, он спокойно, словно бы проделывал это каждый день, повернул ручку. Лебедка вздрогнула и замерла. Замерла вместе с ней и кабинка. Мужик снял с рубильника ручку, чтобы никто не смог включить электричество в его отсутствие, и стал торопливо спускаться по металлической лесенке в лифтовую шахту.

Мюллер, застрявший в лифте, пару раз нервно вдавил кнопку восьмого этажа, но ничего, естественно, не произошло. Он выругался и нажал кнопку связи с диспетчером. Но динамик безмолвствовал. Мужик знал свое дело — заблаговременно отключил связь, чтобы отрезать «жертву» от внешнего мира.

Законопослушный немец не стал пытаться открыть створки застрявшей кабинки вручную. Несколько раз неуверенно постучал по ним кулаком и крикнул:

— Хелп!

Но никто не спешил отзываться. И тут Мюллер услышал какое-то движение у себя над головой, прислушался. Оно явно исходило из лифтовой шахты. Ганс подумал, что это спешат ему на помощь. Заулыбался. И тут кто-то ступил на крышу кабины.

— Хелп! — уже более весело крикнул Мюллер, думая, что его злоключения вот-вот закончатся.

Панель у него над головой поднялась. В кабинку кто-то заглянул. Единственное, что успел заметить Мюллер, так это натянутую по самые глаза лыжную шапку. Он посторонился. Мужик спланировал на пол лифтовой кабинки.

Ганс широко улыбался, уверенный, что сейчас его освободят. Но вместо того чтобы заверить иностранца в том, что все будет «зер гуд», то есть в полном порядке, мужик внезапно схватил его, резко развернул, прижал к себе спиной. Широкий охотничий нож поблескивал перед самым лицом Ганса.

— Ты, фашист проклятый, слушай сюда внимательно, — сперва сказал по-русски мужик, а потом вспомнил наставление Бахрушина — мол, Ганс ни хрена по-русски не понимает — и выдал несколько заученных фраз: — Геен на хаус. Цурюк. Инвестиции капут. Ферштейн? — Нож красноречиво коснулся горла немца.