Непослушные принцессы - Линда Мак-Робби

Президент и принцесса

Желая уберечь своих соплеменников от медленного, но неизбежного вымирания в резервации, Сара поехала на восток агитировать в защиту индейцев и встретиться с чиновниками из Вашингтона. В дороге она выдавала себя за принцессу. Эта роль была ей хорошо знакома. В 1864 году Сара с отцом и сестрой в качестве индейской «королевской» семьи отправилась в турне по США. Они представляли собой ожившую иллюстрацию распространенных в среде белых мифов об индейцах. Сара и ее семья появлялись на публике в головных уборах из перьев. В театр «королевская» семья вошла, сопровождаемая процессией из индейских воинов. Они разыгрывали стереотипные сценки в духе концепции «благородного дикаря» и Покахонтас, приправляя все это «кровожадным дикарем», что выражалось в «великом танце скальпирования» и «танце войны».

То, что Сара разыгрывала роли, навязанные ею представлениями белых об индейцах, не делает ей чести, но женщина по крайней мере узнала, как следует завоевать их внимание. Впоследствии, во время лекций и других публичных мероприятий, Сара одевалась в то, что называла «традиционной одеждой индейской принцессы», и люди ей верили. Отделанные бахромой наряды производили фантастическое впечатление. Иногда они были сшиты из оленьей замши, иногда – из ткани. Украшали их узоры, образчики которых Сара позаимствовала с абажуров ламп и занавесок в домах белых. В довершение женщина, распустив свои длинные черные волосы, повязывала голову полоской кожи, украшенной бусинками и перьями. Запястья ее украшали браслеты из бусин. Ходила она повсюду с бархатной сумкой, на которой был вышит купидон. Фотография «принцессы Сары» в «национальном» костюме появилась на обложке ее вышедшей в 1883 году автобиографии. Те, кто приходил на ее лекции и публичные выступления, имели возможность купить ее фотографии в пышном убранстве. Вырученные от продаж деньги шли на покрытие ее дорожных расходов и помощь соплеменникам.

Сара знала, что делает. Ее одежды соответствовали романтическому образу обреченной на увядание, благородной, дружелюбно настроенной к белым принцессы. Она просто не могла не задеть соответствующих струн в душах тех, кто чувствовал угрызения совести по поводу концепции Явного предначертания[27]. На пике ее популярности рассказы о Саре и ее семье печатались во многих газетах и журналах. Не менее полутора тысяч человек встретились с ней. За пять лет женщина прочла более четырехсот лекций. Она привлекла внимание Мэри Пибоди Манн, вдовы педагога-реформатора Хораса Манна, и ее сестры Елизаветы Пибоди, которые начали помогать индианке.

Образ «цивилизованной индейской принцессы» помог Саре привлечь к себе внимание людей. После этого она перестала миндальничать и между рассказами вполне развлекательного свойства начала вставлять тяжелую для слушателей информацию о несправедливостях, от которых страдают пайюта и другие индейские племена. В своей автобиографии Сара писала: «О, добрые, богобоязненные люди! Сколь долго вы будете стоять в стороне и взирать на то, как мы страдаем по вашей вине?»

Сара часто обыгрывала в своей автобиографии слова «дикарь», «цивилизованный» и «христианский». Описывая, как ее соплеменники помогали белым переселенцам, она утверждала: «Они дали пришельцам столько, сколько имели. Они не стали разводить руками и говорить: «Я ничего тебе не дам, если ты мне не заплатишь». Нет, мы, дикари, никогда бы до такого не додумались». Несмотря на веру белых в свою цивилизованность, Сара показывала существующее в их культуре двуличие: «Вы кричите о свободе, но при этом держите нас в резервациях против нашей воли и перегоняете с места на место, словно мы животные».

В конце 1878 года многолетние старания Сары быть услышанной федеральным правительством были вознаграждены. Она встретилась с президентом Ратерфордом Хейсом и министром внутренних дел Карлом Шурцем[28]. Ничего добиться ей так и не удалось. Несмотря на данные ей письменные обещания вернуть пайюта в резервацию Малур, на практике ничего не изменилось.

Кампания по дискредитации

Неспособность федерального правительства исполнять свои же обещания сделала отношения Сары с ее соплеменниками еще более натянутыми. Хотя женщина много лет потратила на то, чтобы помочь своему народу, некоторые считали ее в лучшем случае соучастницей махинаций федерального правительства, а в худшем – предательницей собственного народа. Даже самые смелые поступки Сары не привели ни к чему хорошему. После Баннокской войны, например, она убедила своих соплеменников направиться в форт Харни, откуда их обещали сопроводить в резервацию Малур. Но федеральное правительство их обмануло, и вместо Малура индейцам пришлось отправиться в резервацию Якима. По пути многие из них умерли. Когда пятеро индианок сбежали, Саре и ее сестре поручили выследить и вернуть их обратно. Федеральное правительство вознаградило ее старания. По имеющимся сведениям, за службу во время Баннокской войны женщина получила ежегодную пенсию в размере шестисот долларов и дом в Орегоне. Само собой, популярности среди индейцев ей это не прибавило.

Если уж говорить начистоту, несмотря на усилия, направленные на то, чтобы помочь своим соплеменникам, Сара Уиннемакка отнюдь не горела желанием вести тот образ жизни, который вели они. В 1870 году она заявила корреспонденту одной газеты: «Индейский образ жизни мне нравится… Я бы предпочла жить с моим народом, но жить не так, как живут они. Я была по-другому воспитана… Самый счастливый период моей жизни приходится на то время, когда я жила в Санта-Кларе вместе с белыми и училась в школе». Не стоит об этом забывать. Сара трижды выходила замуж за белых мужчин, включая сотрудника того самого агентства, которое бесчестно повело себя с ее народом. Она также выступала за то, что сейчас можно назвать политикой ассимиляции. И тогда, и в наше время эта ее позиция вызывала и вызывает у людей возмущение. Сара предпочла физическое выживание пайюта их культурной идентичности, считая, что ассимиляция лучше голодного, медленного вымирания в резервации.

Образ Сары Уиннемакка, который сложился у белых, также нельзя назвать однозначным. Откровенность сделала женщину удобной мишенью для нападок некоторых американских газет, на страницах которых Сару изображали скандальной, грязной индианкой, замешанной в воровстве. Бюро по делам индейцев было заинтересовано в том, чтобы выставить Сару в неприглядном свете. Ее называли «той, кто повсюду следовал за войсками», а то и попросту «распутницей». Поднимались вопросы о ее мнимом пьянстве и пристрастии к азартным играм. После таких обвинений, если Сара высказывала свое мнение по какому-то поводу, с ней уже можно было не считаться. Людям свойственно верить в худшее, а над всем остальным просто смеяться, поэтому призывы Сары защитить ее соплеменников оставались без внимания. Но женщина не прекращала выступать.