Эта прекрасная тайна - Луиз Пенни

Гамаш включил свой мощный фонарик. Луч прорезал тьму, помедлил на алтаре, на скамьях, на каменных колоннах. Это была не просто утренняя прогулка человека, страдающего бессонницей. У этой прогулки имелась цель. И Гамаш легко обнаружил ее на восточной стене церкви.

Луч его фонаря высветил огромную памятную плиту с рассказом о жизни святого Гильберта.

Гамаш провел по плите свободной рукой. Он искал защелку, ручку, чтобы войти в зал для собраний братии. Наконец он нашел то, что искал, нажав на изображение двух спящих волков, вытравленное в верхнем левом углу. Каменная дверь открылась, и Гамаш посветил фонариком внутрь.

Он увидел небольшую прямоугольную комнату без окон и стульев, хотя вдоль стен проходила каменная скамья. В остальном комната оставалась абсолютно голой, пустой.

Порыскав для вящей уверенности лучом фонарика по углам, Гамаш вышел и закрыл дверь. Спящие волки вернулись на свое место, а старший инспектор надел очки и принялся изучать то, что написано на плите. Жизнь Гильберта Семпрингхемского.

Судя по всему, святой Гильберт не являлся покровителем какой-либо деятельности. Не упоминалось и о каких-то чудесах, сотворенных им. Кажется, единственное, что он сделал, – это создал орден, дал ему свое имя и умер в 1189 году в возрасте ста шести лет.

Сто шесть лет. Гамашу это показалось сомнительным, хотя вполне могло оказаться правдой. В конце концов, если бы тот, кто изготовил эту плиту, хотел солгать или преувеличить, он наверняка выдумал бы что-нибудь более стóящее, чем возраст Жильбера. Например, его деяния.

Если что и могло усыпить старшего инспектора, то лишь чтение жизнеописаний святых.

Зачем кому-то могло понадобиться основывать орден?

Потом он вспомнил про музыку, григорианские хоралы. Брат Люк говорил о них как о чем-то уникальном. Но на памятной плите Гамаш не нашел ни слова о песнопениях или музыке. Похоже, они не были призванием святого Гильберта. Ни разу за свои сто шесть лет Гильберт не испытал вдохновения и не написал песню.

Гамаш еще раз осмотрел плиту в поисках чего-то малозаметного. Чего-то, что он мог пропустить.

Он провел ярким лучом по вырезанным словам, прищурился, взглянул на плиту с одной стороны, с другой. Может быть, какой-то символ недостаточно глубоко вытравлен в бронзе. Или износился за столетия. Нотный стан. Скрипичный ключ. Невма.

Но ничего такого он не увидел. Абсолютно ничего, что говорило бы о достижениях гильбертинцев в чем-либо, включая григорианские песнопения.

Кроме надписи, на памятной плите обнаружилось одно изображение. Спящие волки, свернувшиеся в один клубок.

Волки, подумал старший инспектор, отходя от стены и засовывая очки в карман халата. Волки. Что он знает о волках из Библии? Что они символизируют?

Были Ромул и Рем. Их спасла волчица. Вскормила своим молоком. Но это из римской мифологии, не из Библии.

Волки.

Большинство библейских образов носило более безобидный характер. Но степень безобидности, конечно, зависела от того, как вы смотрите на жизнь. Овец и рыб убивали постоянно. А волки принадлежали к более агрессивному виду. Они чаще сами убивали.

Этот образ казался странным не только на памятной плите, но и в самом названии монастыря. Saint-Gilbert-Entre-les-Loups. Святой Гильберт среди волков.

Тем более странно, что святой Гильберт прожил ничем не примечательную, хотя и долгую жизнь. Каким образом возникла эта ассоциация с волками?

Старшему инспектору пришла в голову лишь поговорка «волк в овечьей шкуре»[38]. Но разве это из Библии? Он, вообще-то, думал, что да, но теперь начал сомневаться.

«Волк в овечьей шкуре».

Возможно, монахи этого монастыря уподобляются овцам. Этакая смиренная роль. Следуйте правилам. Подчиняйтесь пастырю. Работайте, молитесь и пойте. Надейтесь на мир и покой, на то, что вас не тронут за этими запертыми дверями. Молитесь Господу – вот все, что вам нужно знать.

Всем, кроме одного. Не проник ли в овчарню волк? В длинной черной мантии с белым капюшоном и веревкой вместо пояса. Кто он – убийца или жертва? Волк ли убил монаха или монах – волка?

Гамаш вернулся к плите. Он вдруг понял, что не уделил должного внимания нижней части надписи. Там имелось примечание, которое он лишь бегло просмотрел. В конце концов, насколько важным может быть примечание относительно человека, вся жизнь которого была примечанием? Гамаш быстро прочитал текст. Речь в нем шла о каком-то архиепископе. Гамаш опустился на колени и даже на четвереньки, чтобы лучше разглядеть слова. Он снова достал очки и почти приник к этому бронзовому послесловию.

Там говорилось, что Гильберт дружил с архиепископом Кентерберийским и пришел к нему на помощь. Гамаш вгляделся в эти слова, пытаясь проникнуть в их глубинный смысл. Зачем кому-то понадобилось упоминать об этом?

Наконец он поднялся на ноги.

Гильберт Семпрингхемский умер в 1189 году. Он был активным членом церкви на протяжении шестидесяти лет. Гамаш произвел подсчеты.

Это означало, что…

Гамаш опять посмотрел на плиту и на слова, процарапанные чуть ли не на полу. Это означало, что друга-архиепископа, которому помог Гильберт, звали Томас Бекет.

Томас Бекет.

Гамаш повернулся спиной к памятной плите и обвел взглядом Благодатную церковь.

Томас Бекет.

Погрузившись в размышления, Гамаш медленно двинулся между скамьями. Он вошел в алтарь, неторопливо описал круг лучом фонаря, потом погасил фонарь. И вокруг него сомкнулись темнота и тишина.

Святой Томас Бекет.

Убитый в своем соборе.

«Волк в овечьей шкуре». Выражение восходило к Библии, но стало широко известно благодаря Томасу Бекету, назвавшему своих убийц «волками в овечьей шкуре».

Томас Элиот написал пьесу о тех событиях: «Убийство в соборе».

– «Бедствие некое близится ныне. Мы ждем. Ждем»[39], – тихо продекламировал Гамаш.

Но у старшего инспектора не хватило времени на ожидания. Несколько мгновений – и тишина закончилась.

Ее нарушил напев. Приближающийся напев.

Старший инспектор сделал несколько шагов, но не успел выйти из алтаря до того, как появились монахи. Они шли гуськом, с капюшоном на голове. Каждый нес свечу. Они прошли совсем рядом с Гамашем, словно его здесь и не было, и заняли свои привычные места на скамьях.

Пение прекратилось, монахи одновременно скинули капюшоны.

И двадцать три пары глаз уставились на него. На стоящего посреди алтаря человека в ночной пижаме и халате.