Триумф воли - Сергей Зверев

Женщина все поняла. Слезы обиды и огорчения, застилавшие ее глаза, моментально исчезли, вместо ответа она вернулась к столу и уже менее разочарованно сказала:

– Ну, что ж, значит, нам с вами, милый Курт, остается разговаривать только о работе. Поскольку о вашей миссии не знает никто и это, как я полагаю, табу, давайте говорить о моих неудачах!

– Вам не нравится отснятый материал? – штандартенфюрер тоже вернулся к столу и потянулся за вином.

– К черту вино! – довольно резко скомандовала фройляйн Рифеншталь. – Есть прекрасная скандинавская водка и русская икра.

Меер послушно откупорил бутылку и стал наливать водку в бокал, глядя на Лени. Та кивнула только тогда, когда ее бокал оказался почти полон, зачерпнув из салатницы полную ложку янтарной икры.

– При чем здесь материал? – резко передернула она оголенными плечиками. – Нет электроэнергии, – она указала рукой на горящие свечи, – нет и съемок. Не знаю почему, но у меня сложилось впечатление, что кто-то изо всех сил пытается помешать моей работе. И я склонна думать, что за всем этим стоит гросс-адмирал Денниц, который терпеть меня не может!

– Помилуйте, Лени! – изумленно воскликнул штандартенфюрер. – Электростанцию ведь взорвали местные партизаны…

– Электростанцию, дорогой Курт, взорвали люди в масках, – назидательно произнесла фройляйн Рифеншталь, воздев перст к небу. – Откуда известно, что это именно бандиты, а не люди Денница? И потом, на мой взгляд, очень странно, что гражданские люди, коими являются местные партизаны, так грамотно убрали всю охрану из солдат элитных войск СС!

– Вам бы в разведке работать! – удивленно сказал Меер.

– Так пригласите! – игриво ответила Лени. – Я с удовольствием буду работать с вами в паре!

– Я повторюсь – вы умны и проницательны, милая Лени, – штандартенфюрер восхищенно смотрел на женщину. – И, думаю, рано или поздно вы бы и сами догадались, каким образом можно подвести к съемочной аппаратуре независимое электропитание. Именно поэтому я хочу предостеречь вас: не делайте этого опасного шага!

– Почему? – искренне удивилась Лени.

– Потому, – ответил Меер, – что за помощью вам придется обратиться именно к гросс-адмиралу Денницу. Только в его власти помочь вам. И, зная ваши взаимоотношения, я очень не хочу, чтобы вы обращались к нему.

Женщина с минуту сосредоточенно глядела на штандартенфюрера, составляя в единое целое разбросанные слова и факты, и наконец возбужденно воскликнула:

– Ну, конечно! База подводных лодок! Надо только выяснить, хватит ли мощности дизелей и возможно ли технически протянуть временную линию до натурплощадки!

– Технически – это возможно. И это не военная тайна, – безразлично вставил Меер. – Но боже упаси вас обращаться к Денницу! Месторасположение базы засекречено! И он просто выставит вас вон!

– К Денницу? – удивленно вскинула бровь фройляйн Рифеншталь, – С чего вы взяли, что я буду обращаться к этой «морской свинке»? Я думаю, гросс-адмирал не станет противиться распоряжению фюрера?

– Прошу вас, милая Лени, – обреченно простонал штандартенфюрер, – во имя нашего вечера – ни в коем случае не просите фюрера исполнить ваш каприз! Уверяю вас – это его не позабавит!

– Должна же я извлекать хоть какую-то пользу, в том числе и из геббельсовских сплетен? – лукаво глянула Лени на офицера.

– Когда в женщину вселяется бесенок, – голос штандартенфюрера был безнадежен, – ее не могут остановить никакие доводы…

– И потом, согласитесь, милый Курт, – продолжала убеждать офицера фройляйн Рифеншталь, – это ведь не моя прихоть. Это нужно не мне. Это нужно Германии! – бросила она главный козырь, и штандартенфюрер безропотно поднял руки вверх.

Высшие партийные и государственные руководители Германии, которых Гитлер собрал в своем бункере на расширенное совещание, в этот первоапрельский день 1944 года выглядели понуро. Сановников высшего ранга в последнее время фюрер собирал часто, чтобы, как он выражался, «постоянно держать руку на пульсе». «Пульс» на фронтах, да и внутри страны в эти дни был довольно ровный. Никаких крупных военных операций, никаких проигранных баталий, продуктивная работа тыловых предприятий, умеренные трудности, как у любой страны, ведущей тяжелую, кровопролитную и затяжную войну. Но не мысли о войне сейчас тревожили собравшуюся нацистскую верхушку.

На этом совещании, и каждый из присутствующих прекрасно об этом знал, непременно возникнет вопрос о праздновании предстоящего юбилея – 55-летия Адольфа Гитлера. Именно это обстоятельство и вызывало уныние. Слишком хорошо руководители рейха помнили празднование пятидесятилетия фюрера. Тогда, 20 апреля 1939 года, звон колоколов разбудил миллионный Берлин. Звонари трудились несколько часов, и колокольная музыка прекратилась только к десяти часам утра, после чего фюрер стал буквально продираться через живой коридор обезумевшей от восторга толпы к трибуне, расположенной неподалеку от двух колоссального размера статуй, символизирующих die Partei и die Wehrmacht – партию и армию. В 10 часов звуки огромного по составу военного оркестра возвестили начало парада – с этого момента стальная река касок, танков, пушек и самолетов непрерывно текла мимо трибун до трех часов дня! Какая мощь! Какая красота и размах! На Шарлоттенбургском шоссе, на площади Республики, на Унтер-ден-Линден через каждые сто метров многочисленные флаги с нацистской символикой, орлы, военные штандарты и непроходимое море плачущих от восхищения людей!

Многие из тех, кто сейчас находился в бункере Гитлера, стояли тогда на трибуне рядом с фюрером и после парада поехали вместе с вождем в новую рейхсканцелярию принимать иностранные дипломатические миссии. Во всю длину коридоров – неподвижные, как статуи, широкоплечие, белокурые и голубоглазые гвардейцы «Лейбштандарта СС Адольф Гитлер» в своей красивой черной с серебром униформе. Они же открывали шестиметровой высоты дверь из красного дерева, которая ведет в коридор фюрера, и все приглашенные прошли в огромный кабинет с потолками из драгоценного палисандрового дерева, со стенами из красного мрамора, декорированными геральдическими знаками. Рейхсканцлер принимал тогда поздравительные речи, сидя перед огромным камином, который всегда топился только пихтовыми дровами…

Как это было великолепно! И как это было давно… Что осталось от былого величия «Тысячелетнего Третьего рейха»? Нет больше гигантских статуй Брекера, нет фанатичных толп, военная техника с трудом передвигается по заваленным осколками разбомбленных зданий улицам, да и улиц как таковых – почти нет… Единственное, что осталось от волнующего прошлого, – пихтовые дрова в маленьком камине толстостенного подземного бункера… Что сказать фюреру, что предложить? Не военный же парад под налетом английской авиации? Да и где найти войска для парада, когда новые, только что сформированные дивизии тотчас отправляются на Восточный фронт, латать то и дело возникающие бреши в обороне?

Деловая часть совещания меж тем подходила к концу. Заметно нервничающий и излишне раздражительный фюрер нетерпеливо выслушал доклады сановников о текущем положении дел в государстве и на полях войны, коротко обрисовал, а затем обсудил с присутствующими ближайшую стратегию важнейших дел, и – замолчал, опустив подбородок на грудь. Тишина длилась минут пять, после чего Гитлер громко хлопнул ладонью по крышке стола, быстро встал, нервно заходил взад-вперед, наконец остановился за спинкой кресла, на котором сидел Геббельс, тронул его за плечо и проникновенным голосом приказал: