Не время для шуток - Елена Усачева

Он стоял, чуть покачиваясь, словно еще колебался – кинуться, нет? Но момент был упущен. Мурашки, предвестники драки, бегавшие по рукам от кисти до плеча, исчезли, оставив вместо себя тяжесть и нежелание шевелиться.

– Что ты себе возомнил? – все еще кричала Маканина, хотя и так было ясно, что все закончилось. – Я не собираюсь с тобой никуда идти! Сам убирайся! Надоел! Слышишь? Надоел!

– Дура, – еле слышно произнес Галкин, отступая назад.

Ему хотелось сказать это грубее, жестче, чтобы до Олеси, наконец, дошло, что поступает она неправильно, что потом она будет жалеть. Но он сдерживался, как сдерживался всегда, когда был в школе.

– Ну и сиди тут с этими… – он сжал губы, чтобы с них не соскочило ругательство. – Захочешь вернуться, не приму!

Галкин пошел прочь. Застыл на секунду, повернув голову, краем глаза глядя на оставшихся около школы, и двинулся дальше.

Олеся на секунду представила удивленное лицо Серегиной матери, как она, наверное, сейчас волнуется, ищет его. Ей сразу же захотелось все вернуть, сказать другие слова, более мягкие, более понятные. Она сделала шаг вперед, собираясь окликнуть Серегу, но Павел остановил ее.

– Не надо!

Маканина оглянулась. Быковский снова стал обыкновенным, таким, как всегда, уменьшился и набрал вес. Только в лице его появилась усталость, как след пережитого напряжения.

– А если он что-нибудь натворит? – заволновалась Маканина. – Его надо остановить!

– Не надо его останавливать. – Павел пошел по ступенькам обратно в школу. – Реши для себя один раз, что ты хочешь. Не дергайся! Это же так просто.

«Это просто сказать!» – хотела выкрикнуть Олеся. Она смотрела на уходившего Галкина. Он шел, все так же ссутулившись, ничего не видя перед собой. Даже Васильева не заметил. Тот успел спрятаться от него за деревьями школьного парка.

– Финита ля комеди, – усмехнулся Быковский. – Как говорится, конец комедии. А вот и последнее действующее лицо. Под занавес.

– А что это мы не на занятиях? – издалека крикнул Васильев и криво улыбнулся. Нормально улыбаться он не мог, разбитые во вчерашней драке губы слушались плохо.

– Тебя ждем, – буркнула Олеся, стараясь не смотреть на Андрюху. Она уже стыдилась своего порыва вернуть Галкина, ей казалось, что теперь Павел будет думать о ней плохо, что по ее растерянному лицу вездесущий Васильев мгновенно обо всем догадается – и о разговоре, и о ее желании догнать Серегу.

– Какая честь! – Андрюха наигранно поклонился. – Ну что, разобрались с этим героем-любовником?

– Тебя не спросили, – фыркнула Маканина и замолчала. С ней всегда такое случалось – во время ссоры, в разговоре с учителями она никогда не могла достойно ответить. На язык лезли сплошные глупости. Это уже потом, когда волнения в душе утихали, она не раз прогоняла в памяти состоявшиеся разговоры, находила нужные слова и удачные ответы. Но это происходило потом. Когда требовался острый ответ, способность внятно говорить у нее внезапно пропадала.

– Давай, давай иди, куда шел. – Павел призывно распахнул дверь. – Или тебе еще один кружок по парку нужно сделать, чтобы убедиться, что ничего опасного нет?

– Что, хочешь сойти за остроумного? – Васильев бросил в сторону Быковского злой взгляд. – Это место пока занято!

– Да уж, ты вчера расхватал все призы. – Павел качнул дверью, словно спрашивая: «Ну, что, идет кто-нибудь?»

– А что это вы все лыбитесь? – Адрюха переводил злой взгляд с Олеси на Быковского. – Ничего, скоро плакать будете!

– Разбежался! Не поскользнись на повороте! – тут же отозвался Быковский. – Так и упасть недолго.

И ушел в школу.

– Ну, а ты что стоишь? – поняв, что с Быковским ему сейчас не справиться, Васильев набросился на Олесю. – Беги следом.

– Сам беги! – по-детски ответила Маканина. – Фигли ты тут раскомандовался?

– Опять умную из себя строишь? – Андрюха заступил Олесе дорогу, быстро сообразив, что она сейчас самый слабый противник, а значит, на ней можно отыграться вволю. – Надоела уже всем! Это понятно? Считаешь себя особенной? А ничего особенного в тебе нет. Поняла? Выделяться не надо! А то все дураки, одна ты культурная, по музеям ходишь.

– Я выделяюсь? – ахнула Маканина. – Да громче тебя человека не существует! Если кто и хочет выделиться, так это ты!

– Я? – От желания докричаться до Олеси Васильев даже шею вытянул. – Я всегда с народом, это ты все что-то темнишь! А как до дела доходит, защитничков себе ищешь. Что, отмазал тебя папочка? Галкина выгнали, а ты у нас чистенькая?

– В отличие от некоторых! – взвизгнула Маканина. – Это же ты во всем виноват! Ты! И еще Курбаленко с Рязанкиной! Сидели, шушукались, планы строили. Ну что, много тебе Курбаленко нарассказывала?

– Достаточно, чтобы понять, какая ты дура!

От этих слов Олеся задохнулась. Она поискала глазами Павла, но он уже ушел.

– Сам ты дурак, – прошептала Олеся, силясь подобрать другие слова, чтобы ударить так же больно. Но у нее опять ничего не получалось. – И шутки у тебя дурацкие, – зачем-то добавила она.

– Из вас с Галкиным получилась шикарная парочка. – Васильев снова ухмылялся, чувствуя, что вернул свое превосходство. – Два придурка!

– Думаешь, ты с Рязанкиной лучше смотришься? – Лицо у Маканиной пылало. – Да вас только по телевизору показывать.

– Ты! Заткнись! Как Галкина себе завела, смелой стала!

– Я завела? Сами его мне подсунули. И вообще, отстань от меня с этим Галкиным. Достал уже!

– Ой, ну хватит ее слушать!

Около ступенек стояла Рязанкина. Как всегда, безукоризненно одетая, идеально причесанная, с маленькой изящной сумочкой в руках.

– Что ты тут надрываешься? – Она не спеша подошла к Васильеву и по-хозяйски взяла его под руку.

Олеся со злорадством успела подумать, что Курбаленко вчера проиграла, Андрюха достался Ксюше. Интересно, показала ей Лиза фотографии или нет?

– Не видишь, что с ней говорить бесполезно? – томно тянула Рязанкина. – Она же убогая… У нее дружки – вон, социально опасные элементы. Могут ударить.

– Сама ты… – начала Маканина и отвернулась. Говорить было бесполезно. Да и в школу уже давно пора.

– Ну что, словарный запас закончился? – крикнула ей в спину Ксюша. – Книжки надо больше читать, а не за мальчиками бегать.

Дверь скрыла ее ото всех. Олесе захотелось чем-нибудь забаррикадировать вход, чтобы эти двое не вошли. Но никто с той стороны не рвался. Маканина еще немного постояла, подпирая дверь, и побежала в раздевалку. В спешке она запуталась в рукаве куртки, никак не могла высвободить кисть из резинки, бестолково дергала рукой, проклиная себя и свою неуклюжесть. Скрипнула за спиной вешалка.

Генка Сидоров равнодушно смотрел на ее борьбу с верхней одеждой.