Робот и крест. Техносмысл русской идеи - Андрей Емельянов-Хальген

1991 год принес новый переворот, смысл которого русские осознают лишь сейчас. Ныне на Руси насильственно введено деление общества на «высших» и «изгоев» в самом отвратительном его виде, свойственном протестантской этике времен начала Европы нового времени. Ценность человека стала определяться исключительно его ценой (т. е. количеством единиц его богатства). Самые лучшие русские люди, способные к наибольшей самоотдачи во имя общего дела, ныне обратились в париев общества.

После Путинской «консервации» процесс проходил лишь в одном направлении — роста презрения «высших» к «низшим». Разнообразные попытки режима отыскать для народа «общее дело», вроде «удвоения ВВП» оказывались откровенным обманом, или, как принято выражаться самим режимом — «пиар-ходами».

Потому мы и подошли к точке разлома, при котором революция — неизбежна. «Последние», отнесенные к этой категории без всякого права, ибо они — коренные жители Русской Земли, ее соль и сила, требуют своего права сделаться первыми.

Потому смешны претензии либералов на обретение главенства в новой революции. Они не способны ни на что, кроме как повторить западную идею «избранности», поставив лишь на место избранных лично себя. Очевидно, что будущее лишь за той силой, которая покончит со всякими вариантами идеи «избранничества», даст народу общее дело, по отношению к которому и будет формироваться структура нового общества.

Теперь перейдем к пониманию пространства и его организации для того, чтоб оно обратилось в чашу, вместившую в себя Идею.

Земля. Обитатель городов-миллионников имеет о ней слабое представление, с трудом задумывается о ее истинном значении в жизни предков. Для него земля — это лишь черные или зеленые пятна, выглядывающие из газонов и скверов. Между тем для предков она имела такое значение, что они за нее гибли, смешивая частицы своих тел с частицами почвы. Битвы за землю часто были не менее жаркими, чем сражения за некие идеи, значит, земля сама по себе тоже была Идеей.

Жизнь крестьянина была (да и остается) столь неразрывно связанной с землей, что никто из этих людей не мог определить, где кончается его тело и начинается она, земля, которую ласково именовали «матушка». Потому он не боялся смерти, то есть — возвращения его плоти в материнскую плоть. Не менее прочно с землей были связаны и ремесленники, ведь сырье для ремесел черпалось в те времена прямо с земной поверхности (железная руда вивианит, глина, песок, известь, поташ и т. д.).

Рядом с крестьянами стояли воины — их богатство определялось протяженностью земельных владений, а смыслом их жизни была защита земли своего народа вместе с ее обитателями. Священники имели дело с людьми земли, до которых доносили небесную волю, и потому тоже были прочно связаны с землей.

Немного в стороне стояли купцы. С землей их связывала лишь продажа ее плодов, но все равно средневековая торговля «завязывалась» исключительно на них, и была далека до торговли абстрактными «товарами», такими как ценные бумаги или сами деньги.

Таким образом, все средневековое общество «произрастало» из земли. Земля и определяла жизнь самого общества, ее особенности (начиная от рельефа и заканчивая свойствами плодородного слоя почвы) определяли особенности национальных характеров. Народы (и даже отдельные этнические группы) черноземов весьма отличаются от народов подзолов. Сравним, к примеру, молдаван и финнов. Казаков и псковичей.

Потому в качестве товара в те времена могли рассматриваться лишь дары земли, полученные через труд людей, но не сама их основа. Земля воспринималась Божьим даром для всего народа, и о торговли ею не могло идти и речи. Единственно допустимой «операцией» с землей представлялся лишь ее более-менее справедливый раздел. Во времена, когда дворяне служили Государю, их владение землей народ принимал, как справедливое. Как только перестали служить — возникла идея «черного передела».

Возникновение промышленности изменило отношение к земле, распространив ее восприятие с поверхности в недра. Полезные минералы — те же дары Божьи, должны были быть обнаружены, подняты на-гора, и сделаться объектом приложения человеческих усилий и способностей. Их значение состояло в том же, в чем и смысл самой почвы — дать жизнь народу, живущему над ними. Наделить его идеи и стремления плотью, обратиться в плоть цивилизации, кровь которой — ее народ.

В отличии от обращения с почвой, состоящего в циклическом труде, переходящем из года в год, обращение с недрами часто требовало истинно героических усилий. Едва только русские геологи смогли «заглянуть» в земную глубину, они заметили не очень приятную закономерность. Большая часть русских природных богатств оказалась лежащей далеко от мест происхождения русского народа и основных мест его обитания. Что же, нет худа без добра, ведь за обладания природными богатствами часто приходится платить жизнью на норовистой, готовой взбрыкнуть земле, в сейсмически опасных районах. И то, что такие места у нас отдалены от многолюдных земель — один из Божьих даров. Остальное же можно поправить народным умом и смекалкой.

Бросок русского народа к недрам своей земли, совершенный в середине XX века можно сравнивать с Великим Броском на Восток XVI–XVIII веков. В те времена людей бросила в путь идея Богоискательства, жажда обнаружить тайный ход в Небеса на восточном краю Земли. Но почему не предположить подобной идеи и у людей середины 20 века, пусть и прикрытой идеей атеизма. Как мы уже знаем сегодня, завеса эта была весьма дырявой.

Ранние христиане размещали свои храмы в подземельях. Стремясь в Небо, они поглубже зарывались в землю. Позднее, в эпоху Раскола старообрядцы-южане, спасаясь от преследований властей, часто совершали самозакапывания (северяне восновном сжигали себя в гарях). Путь в Небеса через зарывание в земные недра имел на Руси свою давнюю историю, и вот удивительным образом он проявился в самый разгар индустриализации.

Страна обретала космическое измерение, в старых промышленных районах возникали заводы, из ворот которых выходила диковинная продукция, предназначенная уже не для Земли. А вдали от них происходило освоение недр, извлечение из них материала, должного обратиться в плотную основу броска к звездам.

Профессия геолога в те годы была окружена ореолом романтики. Городская молодежь устремлялась в тишину первозданной тайги, наполненной неведомой им видимой и невидимой жизнью.

Хрупкая девушка Лариса в лодке-плоскодонке плывет по таежной речке, внимательно осматривает ее берега. Как она не похожа на людей тайги — огромных мужиков, и подстать им — таких же увесистых баб! Кажется, что за следующим поворотом реки с ней непременно случится что-нибудь страшное. Река шутки ради опрокинет лодку, и промокшая до нитки, лишенная связи с Большой Землей Лариса, выбравшись на чужой, темный берег, окажется в лапах у какого-нибудь свирепого таежного зверя, например — медведя, которых тут видимо-невидимо. Куда ты путь держишь, девушка из центра Ленинграда, из его Семеновской Слободы?! Поворачивай назад, пока не поздно! И без речных хулиганств, и без медведей ты пропадешь в этих краях! Смотри, как нежна твоя кожа, как вкусна она для облаков гнуса, наполнившего речную долину отвратительным звоном мелких крылышек! Едва ступишь на берег — тебя уже поджидает там таежный клещ, которого невероятно трудно заметить, и укус которого безболезнен. А недели через две — смерть в страшных муках, почуешь ад еще при жизни…