Кофе на утреннем небе - Ринат Валиуллин

Но она уже выскочила в подъезд. Через минуту я злой двинулся за ней. Улица некоторое время наблюдала за нашим марафоном. Как только я начал нагонять, вдруг у жены кончились силы, кончились слёзы, она села на тротуар и начала соскабливать с себя туфли. Сняв одну, оглянулась и бросила в меня:

– Как ты мог! Скотина, как ты мог!

Я поймал. «Золушка», – подумал я и подбежал к ней, чтобы как можно быстрее отремонтировать сказку.

* * *

Ухо всё ещё ныло, как после первого прокола. Проколы зарастают, если вместо серёжек носить лапшу. Были моменты, когда он любил меня больше, чем я. Бывало и наоборот. Когда же мы попадали в резонанс, я боялась, что от такой страсти планета может сорваться с орбиты или, что хуже, мог сломаться диван. Спать с ним было для неё мучением, потому что он ворочался во сне и не давал ей заснуть, но спать без него было ещё хуже, начинала ворочаться её душа. Той ситуации, что он спит ещё с кем-то, она никак не могла ещё предположить. Похоже, теперь душа её долго не сможет успокоиться.

«По-моему, я прекрасна», – отразились её мысли в зеркале. Иногда ей помогал этот дешёвый аутотренинг. Она ещё раз проверила своё ушко, коснувшись пальцами. «Странно, что никто до сих пор не звонит, не приглашает прокатиться по Европе, или на худой конец – сходить в кино». Ведь я свободна. «А что толку», – осознавала она, что у этого четверга не было будущего.

Зазвонил телефон. Это была подруга, с которой они ходили на фитнес:

– Проснулась, будто четвертовали. А всё из-за кубиков, в которые я вчера играла в зале. Их уже четыре, а надо восемь, и тогда можно будет спокойно вздохнуть: я стройная.

Марина гоняла в голове своё «Его ещё не было. Его больше не будет» и не слушала, между тем в трубке трещало: «Ты даже понятия не имеешь, что жизнь – это тебе не поле перейти и даже не лечь там, чтобы заниматься любовью. Жизнь – это ещё бытовуха, самая беспощадная, самая рутинная, самая скучная. Когда только чуткое слово мужское может помочь почувствовать себя женщиной. Разве этого когда-нибудь добьёшься от тебя? Тебе же всё время некогда, ты занят, у тебя бизнес, у тебя спортзал, у тебя новости. Так ему и сказала. Ты слушаешь меня, Марина?»

– Да, конечно! – Некоторое время она грустью выклеивала стены, потом кинула в трубку пару ничего не значащих фраз и попрощалась. Они договорились встретиться как-нибудь, чтобы обменяться новостями – перевести личное в безличное.

Выключила свет, скинула с головы люстру и, наспех накинув на ноги туфли, сбежала из квартиры влиться в толпу редких прохожих, ей необходимо было общество. Она зашла в ближайший продуктовый магазин, взяла по инерции корзинку и, семеня продуктовыми аллеями, начала сбрасывать по цвету в корзину трофеи чрева, измеряя любовь не днями, а сутками, пытаясь заложить эту брешь его отсутствия упаковками, какой-то грустной мелодией из сплошных припевов. В голове грустно пел Джо Дассен. Скука одолела индивидуальность, скука по одному человеку, по одной жизни, внутри завьюжила зима, и близорукая точка зрения потеряла все ориентиры, горизонт неразличим, ответственность давно уже на везении и с вечера не целован рот.

* * *

Время вышло… Вместе со мной оно было настоящее. Я с ним чувствовал себя гораздо лучше.

Мы развелись через полгода, уже без истерик, без слёз, без претензий. Я оставил Марине квартиру в центре и сына на окраине его подросткового максимализма.

* * *

– Зачем люди ловят бабочек? – смотрел я на парочку с сачком, которая пыталась поймать крылатую.

– Иногда хочется бабочек внутри.

– Может, подсказать им способ менее кровожадный и более эффективный?

– А может, лучше покажем? – обняла меня сзади Алиса.

– Уже чувствую бабочек внутри, и много, – развернулся я и начал любить шею Алису.

– И у меня стая.

– Летим? – подхватил я её под руку.

– Подожди, куда мы можем лететь, я ведь тебя совсем не знаю. Расскажи мне сначала о себе.

– Мы долго сидели на ветке и чирикали от радости, потом свили на ней гнездо, я таскал пищу в клюв ей и птенцу. Всё было замечательно тривиально, пока не дунул тот самый зюйд-вест перемен и меня не снесло на другую ветку. Ветка, на которой мы сидели, треснула, рухнула вместе с гнездом.

– А как же крылья?

– А крыльев уже давно не было, были только щупальца.

– Что ты успел ими нащупать? – пыталась Алиса проникнуть в ту его старую жизнь, хотя понимала, что ей это абсолютно не нужно, что позже эти знания будут только мешать им строить новую.

– Пустоты, – обнаружил Максим, как мало получало его тело от последних встреч с женой. Видимо, и она, в свою очередь, тоже недополучала.

– Что ты чувствуешь, когда ты во мне? – погасила усилием воли своей любопытство Алиса и вернулась к своим тараканам.

– Что я и есть та самая крайняя плоть, которая выворачивается наружу в каком-то влажном космосе наслаждений. И так безумно приятно, до противного. Я весь чувствительный до противного, что хочется скулить от счастья. И у этого щенка течёт слюна.

* * *

Янь: Я взял молодую Луну словно трубку, прижал к щеке холодный осколок неба, набрал твой номер и начал слушать гудки, а там только твой сонный голос.

Инь: Алло, Янь? Это ты?

Янь: Нет.

Инь: А кто это?

Янь: Пьянь.

Инь: А где ты?

Янь: Я уже уехал к тебе.

Инь: Безумец.

Янь: У тебя есть доказательства?

Инь: Да. Мне кажется, ты без ума от меня.

Янь: Мне кажется, это не доказательство, это гипотеза.

Инь: Хорошо, я уверена, что ты без ума от меня.

Янь: Да, да, потерял, как только тебя увидел. Ты что, нашла его?

Инь: Нет. Там было что-то важное?

Янь: Нет, только два высших и одна бывшая.

«Дура, – снова подумала о себе Марина. – Откуда у женщин эта привычка гнать пьяного любимого мужчину? Современные девочки умнее, они понимают, пьяный он или трезвый, он же твой, он же пришёл к тебе».

– Как ты относишься к пьяному мужчине в три часа ночи? – оторвалась от планшета Марина.

– К любимому? – сразу же ограничила круг отношений Тома.

– Допустим. Будешь ругать?

– Я же не стерва, ну, то есть бываю, но это не тот случай.

– Не стерва. А кем ты можешь быть для него в этот момент?

– Закуской. Конечно, я говорю не о хронике, я об исключениях. Знаешь, пусть лучше пьяный, но твой, чем трезвый, но чёрт знает чей. Есть люди, которые приходят, когда не ждёшь, в самый неподходящий момент. Приходят, топчутся на пороге словами, тянут за лямки время, потом долго пьют чай из твоих глаз, наконец, предлагают руку и сердце, а тебе уже жаль своего потраченного времени, тебе хочется чем-то возместить ущерб и ты, как последняя дура, берёшь.