Щёлоков - Сергей Кредов

«Щёлоков — человек самостоятельного мышления, очень энергичный, с хорошей политической смекалкой, которую, правда, сейчас возводят в степень политического авантюризма (где-то, наверное, это так), но все-таки определенная взвешенность и продуманность принимаемых решений у Щёлокова была всегда. Он колоссально много работал, особенно в первые годы, когда он действительно глубоко изучал корни преступности в стране… Меня и других членов коллегии всегда подкупали энергичность, моторность министра, его умение „пробить“ интересные вопросы. Кстати, именно Щёлоков не раз протестовал, ссылаясь на зарубежный опыт, против больших сроков наказания для женщин и для подростков[16]… В аппарате Щёлокова любили. Он всегда хорошо выступал. Не только, как говорится, со знанием дела, но и с большой ответственностью за свои слова: если, скажем, он давал обещание решить вопрос по улучшению жилищных условий, санаторно-курортного и медицинского обслуживания, то он обязательно решал эти проблемы. Кроме того, Щёлоков всегда достаточно спокойно относился к критике в свой адрес».

В самом Николае Анисимовиче подчиненные не замечают тона партийного всезнайства. Общаясь с профессионалами, он не забывает, что пришел в МВД «со стороны». Постоянно учится. Вникает. Очень дотошен. Щёлоков положил себе за правило (он пишет об этом в своем дневнике), давая какое-либо поручение, обязательно заслушивать непосредственного исполнителя этого поручения, а не только его начальника.

Оскиан Галустьян[17], в ту пору главный инспектор Штаба МВД, вернулся после инспекторской проверки Омского УВД. Министр вызвал его на доклад. «Он меня замучил, — вспоминает Галустьян. — Часа два с половиной задавал мне вопросы. Вышел от него мокрый. Николай Анисимович имел привычку докапываться до истины, это помогло ему быстро войти в курс дела в МВД».

«Щёлоков никогда не вещал. Сидел и слушал профессионалов, когда что-то было непонятно, вызывал еще кого-нибудь. За крупными уголовными делами следил, знал их во всех деталях. Очень четкий в этом плане» (Э. Е. Айрапетов, начальник оперативно-поискового управления в 1979–1982 годах).

…Сказанного выше достаточно, чтобы представить, насколько напряженно обычно складывался рабочий день Щёлокова. «Заведенный механизм» — таким запомнил его Сорокин. А ведь Владимир Васильевич стал дежурным приемной в 1980-м, Щёлокову в этот год исполнилось 70. Потом Владимир Васильевич еще четыре месяца проработает в этой должности у следующего министра. Сорокин будет изумлен, узнав, что В. В. Федорчук любит разгадывать кроссворды. Каждое утро Федорчуку будут класть вместе с деловыми бумагами издания с кроссвордами. Расправлялся с ними Виталий Васильевич действительно виртуозно, не задумываясь. Сразу заполнял клеточки. Чувствовалась огромная практика. Сорокин раньше не сталкивался с тем, чтобы в МВД на работе кто-то разгадывал кроссворды…

Человек организованный, Н. А. Щёлоков и отдых свой пытался планировать. Если не было экстренных встреч и ситуаций, покидал он министерство обычно около 19 часов. Засиживался министр на работе и до полуночи. По субботам он приезжал на работу не часто, но и это бывало. П. Г. Мясоедов вспоминает, что многие его встречи с Щёлоковым — без повестки, за чашкой чая — происходили именно по субботам. Нередко они с супругой направлялись в театр — оба были завзятыми театралами. Студенты Светланы Владимировны знали, что если они что-то не сделали, то лучшее объяснение — «были в театре».

Вспоминая о пятидесятом министре внутренних дел, его бывшие подчиненные вольно или невольно сравнивают его со следующим — пятьдесят первом министром, направленным в МВД выжигать наследие предшественника.

Щёлоков вежлив, приветлив, с подчиненными — на «вы». Федорчук подчеркнуто груб, часто переходит на крик и нецензурную брань[18].

Щёлоков — «заведенный механизм», ни секунды без дела. Федорчук разгадывает по утрам кроссворды, точит карандаши лезвием «Балтика» (будучи виртуозом в обоих занятиях). В кабинете у него двухпудовые гири. Однажды Виталий Васильевич сообщил, что эти гири у него со времен войны. Дежурный приемной Сорокин призадумался: «Война — это же голод, ранения. Не доводилось слышать, чтобы солдаты на фронте качались и возили за собой гири».

«Звонят как-то из комендатуры, — вспоминает Владимир Васильевич. — Говорят, что пришел человек, который утверждает, что на фронте был водителем Николая Анисимовича. Передал в подтверждение фотографию. Действительно, на старой карточке — рядовой в пилотке рядом с Щёлоковым. Докладываю министру. Тот: „Немедленно пригласите его ко мне“. Приходит мужик в зипуне, в сетке рыбные консервы, апельсины. Живет под Архангельском, в Москве в первый раз. Министр распорядился принести из буфета обед, спиртное. Час проходит, два, они всё разговаривают. Захожу по вызову — окно открыто, на столе в пепельнице гора окурков (хотя Щёлоков не курил и с трудом переносил дым папирос). Перед расставанием Николай Анисимович подарил однополчанину военную куртку для охоты».

И к Федорчуку придет посетитель, который представится другом детства. Пятьдесят первый министр сухо отрежет: «Меня нет. И в ближайший год не будет».

Вскоре после смены министров подполковника Сорокина убрали из центрального аппарата без объяснения причин. Направили личным приказом Федорчука («удостоился такой чести») в ГУВД Москвы, где ему предложили стать участковым. «Было обидно. В 25 лет я уже был начальником отделения розыска в спецслужбе, в подчинении 26 офицеров. На работу бежал — был влюблен в нее. В секретариат министерства не рвался, меня сюда пригласили. В личном деле одни поощрения. За что?! Дайте хоть обоснование. Двое детей на руках. Отец — фронтовик, старой закалки, не мог поверить: „Такого не бывает, ты виноват в чем-то“. В ГУВД ушел инспектором БХСС в отделе по борьбе со спекуляцией, чтобы в кабинете не сидеть, хотел отвлечься…»

Но после отставки Щёлокова с его кадрами в МВД будут обходиться куда круче. Продолжаем.

«В аппарате Щёлокова любили», — пишет Чурбанов.

Министр, что называется, «добрая душа». Подчиненные знают, что если пробиться к нему с вопросом, который надо решить по-человечески, то ответ почти наверняка будет положительным.

В Калининградском УВД под началом В. М. Соболева работает подполковник Александр Исаакович Лекцер, фронтовик, кавалер многих боевых орденов, воевавший в дивизии генерала Доватора. Должность у Лекцера не полковничья — начальник инспекторского отдела, в звании его не повышают. Александр Исаакович полагает (не знаем, основательно или нет), что причина тому — «пятый пункт». Видимо, вопрос обрел достаточную остроту. После очередного отказа кадровиков Соболев обращается к министру с ходатайством за своего подчиненного. Выслушав историю Лекцера, Николай Анисимович ставит на бумаге резолюцию: «Полковника!» Соболев: «В Калининград я вернулся с приказом, зачитал его на общем собрании по случаю Дня Победы. Лекцер заплакал».