Стая - Франк Шетцинг

— И что теперь? Будете тестировать других червей?

— Да. У нас есть ещё несколько. Может, воспользуемся случаем посмотреть их на местности. Я думаю, «Статойл» будет только приветствовать это. На следующей неделе в Гренландию отправляется «Солнце». Мы могли бы передвинуть начало экспедиции и завернуть к тому месту, где вы нашли этих полихет. — Борман поднял руки: — Однако решение не за мной. Определять будут другие. Мы с Хейко пришли к этой идее спонтанно.

Йохансон глянул через плечо на гигантский резервуар. Он думал о мёртвых червях внутри.

— Идея хорошая, — сказал он.

Позднее Йохансон отправился в свой отель, чтобы переодеться. Попытался дозвониться до Лунд, но она не подходила к телефону. Он мысленно представил себе её в объятиях Каре Свердрупа и положил трубку.

Борман пригласил его поужинать в бистро, очень популярном в Киле. Йохансон отправился в ванную и осмотрел себя в зеркале. Бороду следовало немного постричь. Миллиметра на два. Всё остальное было в порядке. Всё ещё густая шевелюра, некогда тёмная, а теперь всё обильнее пронизанная проседью, зачёсана назад. Под густыми чёрными бровями сверкали живые глаза. Бывали ситуации, когда он сам ясно видел собственную привлекательность. Потом всё это опять куда-то исчезало, особенно в утренние часы. Пока достаточно было нескольких чашек чая и обычных гигиенических процедур, чтобы снова привести себя в порядок. Одна студентка недавно сравнила его с немецким актёром Максимилианом Шеллом, и Йохансон чувствовал себя польщённым, пока не сообразил, что Шеллу уже за семьдесят. После этого он перешёл на другой крем.

Он перерыл свой чемодан, выбрал футболку с открытым воротом, сверху надел пиджак, а вокруг шеи обернул шарф. В таком виде нельзя было назвать его хорошо одетым, но именно так он и любил: быть не очень хорошо одетым. То, что он носил, по-настоящему не подходило ни к какому стилю. Он культивировал изысканную небрежность в одежде и наслаждался своим пренебрежением модой. Лишь в моменты глубокого самоанализа он готов был признаться, что его небрежный облик — точно такая же приверженность моде, как у других — следование диктату «от кутюр», и на поддержание своей непричёсанности он тратит не меньше времени, чем другие — на тщательную причёску.

С удовлетворением осмотрев в зеркале своё отражение, он вышел из отеля и взял такси.

Борман уже ждал его. Какое-то время они болтали о разном, пили вино и ели морской язык. Потом беседа опять вернулась к проблемам глубоководных морей.

За десертом Борман спросил как бы между прочим:

— Как я понимаю, вы знакомы с планами «Статойла»?

— Лишь в общих чертах, — ответил Йохансон. — Я не особенно разбираюсь в нефтяных делах.

— Какие у них намерения? Строить платформы так далеко от берега вряд ли разумно.

— Нет. Не платформы.

Борман отхлебнул эспрессо.

— Извините, если спрашиваю лишнее. Я ведь не знаю, насколько это секретно…

— Ничего, не беспокойтесь. Я широко известен как болтун. Поэтому то, что мне доверяют, никак не может быть особо секретной информацией.

Борман засмеялся.

— Так что же, на ваш взгляд, они собираются строить вне шельфа?

— Они раздумывают над подводным решением. Полностью автоматизированная фабрика.

— Как «Субсис»?

— А что такое «Субсис»?

— «Subsea Separation and Injection System». Подводная фабрика. Она работает уже несколько лет на Тролльфельде.

— Никогда о ней не слышал.

— Спросите у своих заказчиков. Это добывающая станция. Она стоит на глубине 350 метров на морском дне и прямо там отделяет нефть и газ от воды. Такой же процесс идёт на платформах, но там эта вода сливается в море.

— Да-да! — Он вспомнил разговоры с Лунд. — Производственная вода. Есть такая проблема, рыба от неё становится бесплодной.

— Именно эту проблему и могут решить «Субсис». Грязная вода тут же принудительно закачивается в скважины, выдавливает нефть, её снова отделяют от нефти, снова закачивают вглубь и так далее. Нефть и газ по трубопроводу поступают прямо на берег — само по себе красота.

— Но?

— Даже не знаю, есть ли какие-нибудь «но». Кажется, «Субсис» работают без проблем и на полуторатысячной глубине. Производитель считает, что и на двух тысячах справится, а нефтяные концерны хотят пять тысяч.

— А это реально?

— По-моему, да. Я думаю, всё, что работает в маленьком масштабе, может работать и в большом, а преимущества очевидны. В скором времени автоматические фабрики оттеснят платформы. Меня тревожат не сами фабрики. А наивность подхода.

— Станция управляется на расстоянии?

— Полностью. С суши.

— Это значит, возможный ремонт и обслуживание ведут роботы?

Борман кивнул.

— Понимаю, — сказал Йохансон через некоторое время.

— Есть тут свои «за» и «против», — сказал Борман. — Если вы вторгаетесь в неведомую область, это всегда рискованно. А глубоководная зона — неведомая область, ничего не попишешь. И пока это так, мы правильно делаем, что пытаемся автоматизировать своё внедрение, не ставя под удар человеческие жизни. Правильно, что мы запускаем на глубину робота, чтобы вести наблюдение за процессом или взять пробы. Но фабрика — это другое. Как вы возьмёте под контроль аварию, если нефть под давлением вырвется из скважины на глубине пять тысяч метров? Ведь вы даже не знаете толком эту территорию. Всё, что у вас есть, — это измерения. В глубоководной зоне мы действуем вслепую. Мы можем составить морфологическую карту морского дна при помощи спутников, веерного сонара или сейсмических волн, и карта будет точной с погрешностью в полметра. Мы научились разведывать залежи нефти и газа так, что карта в точности указывает нам, где бурить, где нефть, где гидраты, а где нужен глаз да глаз… Но что там внизу на самом деле — этого мы не знаем.

— И я о том же говорю, — пробормотал Йохансон.

— Мы не видим результатов своей деятельности. Мы не сможем сунуть туда нос, если фабрика будет делать что-то не так. Не поймите меня неправильно, я совсем не против добычи сырья. Но я против того, чтобы повторять прежние ошибки. Когда разразился нефтяной бум, никто не задумывался о том, что потом делать со всем этим металлоломом, который мы так радостно понавтыкали по всему морю. Сбрасывали в озёра и реки химикалии в уверенности, что они всё стерпят, топили в океане радиоактивные отходы, истощали ресурсы и истребляли формы жизни, не задумываясь, насколько сложна взаимосвязь.

— Но автоматические фабрики ведь появятся?

— Без сомнения. Они рациональны, они дадут доступ к месторождениям, куда человеку и не подступиться. А на следующем этапе мы переключимся на метан. Потому что он сгорает чище, чем другие ископаемые горючие вещества. Это точно! И переход от нефти и угля к метану замедлит парниковый эффект. Тоже правильно. Всё верно, пока процесс развивается в идеальных условиях. Но промышленность охотно подменяет действительность идеальным случаем. Она из всех прогнозов выбирает самый оптимальный, чтобы можно было поскорее приступить к добыче, хотя нам ничего не известно о мирах, в которые мы вторгаемся.