Дорогая Джозефина - Кэролайн Джордж

4 июля 1821

Дорогая Джозефина!

Я оказался в безвыходном положении, и никакое вежливое поведение меня не спасет. Общество не успокоится, пока не раскроется мое положение. Они придут за состоянием Роха, как гончие, готовые сожрать все, что у меня осталось. Помимо того что мое богатство и титул не выдержат их усилий, я боюсь, что смерть Артура ослабила меня. Я не могу заставить себя чувствовать ничего, кроме усталости.

Сейчас пишу Вам из своей кареты. Фонарь качается под потолком, и сырой воздух проникает между занавесками. Мой кучер покрикивает на лошадей, когда мы проносимся по болотам на безрассудной скорости. Вероятно, мне следует попросить, чтобы он ехал помедленнее, потому что карета трясется и я не могу писать ровно.

Ничто не может ослабить мой дух после того, что случилось сегодня. Я принял приглашение леди Сеймор и провел вечер в Блетчли-Плейс. Визит начался без происшествий. Леди Сеймор представила меня своим гостям, и все они приняли мое присутствие и общались со мной.

Обед включал пятнадцать блюд, моими любимыми были белый суп и фаршированные куропатки. Перед трапезой леди Сеймор провела для всех гостей экскурсию по главному этажу. Она рассказала о том, что ее покойный муж увлекался французским дизайном, отсюда и обилие предметов парижской мебели. Она провела нас в покои с атласными обоями и позолоченными каминами. Правда, если бы я заранее знал, что меня ждет в столовой, я бы постарался продлить экскурсию.

По счастливой случайности я оказался в самом дальнем углу стола, напротив священнослужителя. Справа от меня сидела мать леди Сеймор, возраст которой позволял ей дремать прямо за столом.

Я мог бы наслаждаться общением, если бы не прибытие адмирала Гипсона.

Он присоединился к вечеринке, когда лакеи подали говядину и баранину. Его присутствие, а еще больше его военно-морская форма привлекали внимание. Все прервали разговор, чтобы осмотреть его украшенный фрак.

Адмирал поцеловал руку леди Сеймор и извинился за свое опоздание. Он сел в кресло слева от меня, от его одежды пахло табаком и ромом «Бэй». Не глядя на меня, он сказал: «Я прочитал в газете о несчастном случае с вашим другом. Примите мои соболезнования».

Я чуть не пролил свой напиток из-за его демонстративного нежелания обратиться ко мне по имени. Остаток вечера подтвердил его отказ признать во мне лорда Роха.

Адмирал Гипсон поправил свои ордена, возможно, чтобы продемонстрировать свое величие. Он поинтересовался, планирую ли я занять свой семейный дом в Дареме. Я ответил, что предпочитаю поместье Кадвалладер, и он сказал: «У вас хватило здравого смысла переехать туда. Действительно, бастард не заслуживает права управлять известным поместьем. Возможно, вам следует отказаться от…» Леди Сеймор прервала его вопросом о городских новостях, переведя диалог на тему сплетен и развлечений.

Это было как раз кстати. От шока я потерял дар речи. Я не доел свой ужин, а лишь уставился, как дурак, на главное блюда на столе. Адмирал Гипсон хотел, чтобы я отказался от наследства, но почему? Что он может получить от моего отвергнутого титула? И кто посмел бы лишить меня его?

Праздник закончился через час, когда мать леди Сеймор заснула в гостиной и разбила бутылку вина. Гости использовали это происшествие как повод для ухода и сбежали от священника до того, как он прочитал свою проповедь.

Почему адмирал Гипсон потрудился посетить вечеринку? Он живет в Дорсете, в двух неделях езды от Аттеберри, если только он не был проездом где-то поблизости.

Джозефина, я чувствую правду, но выразить ее словами – значит вдохнуть в нее жизнь. Независимо от того, как я хочу воспринимать намерения, мотивы адмирала Гипсона представляются вполне ясными. Он прибыл в Аттеберри по причинам, связанным со мной.

Отец завещал своему наследнику десять тысяч фунтов в год – деньги, полученные от аристократического рода Рох и успеха в торговле. Это богатство стало для меня тяжелой ношей. Я не страдаю ложной скромностью, поэтому поверьте мне, когда я говорю, что не в состоянии вынести еще одну беду. Моя бодрость угасает, как угасает пламя, превращаясь из золотого в приглушенно-голубое. Если родственники придут драться за мое состояние, я вполне могу отдать его им.

Лорелай на несколько недель уехала погостить к Мэри Роуз, заявив, что мой дом слишком сильно напоминает ей об Артуре. Она обещала вернуться к августу, но я думаю, что вместо этого она может отправиться на юг, возможно, чтобы навестить мистера О’Коннора в Лондоне. Кадвалладер не кажется мне добрым местом, особенно сейчас. Я ожидаю увидеть Артура всякий раз, когда вхожу в столовую. Я сижу в тишине и жду, когда его музыка эхом разнесется по лестничной клетке. Каждый день без него приближает меня к безумию. Лорелай, должно быть, тоже чувствует это. Ей лучше покинуть Аттеберри.

Без ее присутствия я едва могу выносить этот дом. Я рисую в одиночестве. Ем в одиночестве. Я спускаюсь вниз в комнату для слуг и играю в карты с миссис Данстейбл, чтобы не умереть от скуки. Даже чтение и письма окружены одиночеством больше, чем раньше.

Карета замедляет ход, что означает, что мы приближаемся к Кадвалладеру. Мне лучше закончить это письмо, пока кучер не обнаружил меня скрюченным на настиле, обложенным канцелярскими принадлежностями.

P.S. Я склоняюсь к тому, чтобы оседлать Уиллоби и поехать туда, где я Вас встретил. Конечно, Вас там не будет, но я должен что-то предпринять. Я потратил месяцы на поиски вашего адреса. Я писал людям по всей Англии, но никто, похоже, не знает, где Вы находитесь и существуете ли Вы вообще.