Щепотка перца в манной каше - Аркадий Шугаев

— Вот они, — я покрутил на пальце ключи от наручников.

— Положи их на полку и раздевайся, — потребовала она.

— Представляю, какое лицо было бы у твоей матери, если бы она увидела тебя сейчас: ее любимая доченька стоит раком, голая, пристегнутая наручниками к трубе, и негодяй-зять может делать с ней все, что захочет, — я продолжал крутить на пальце ключи от наручников.

— Оставь мою маму в покое и займись наконец делом, — Инга нервничала, могли вернуться родители.

— А ты не командуй, я сейчас твой хозяин, ты полностью в моей власти.

— Мы только теряем время, — Инга начинала злиться.

— Молчи, рабыня! Тебе слова не давали! — крикнул я, входя в роль деспота и тирана. Нам с женой нравились такие импровизированные спектакли.

— Слушаюсь, мой господин, — Инга приняла позу покорности.

В этот момент я обернулся и увидел Анну Исааковну, она раньше времени вернулась домой и со свойственным ей любопытством заглянула в ванную.

Теща была в ступоре, она явно отказывалась верить своим глазам и ушам.

— Здравствуйте, Анна Исааковна, — сказал я онемевшей женщине и, передав ей ключи от наручников, поскорее убрался из квартиры, пока она не вызвала ментов.

* * *

Работу в пекарне я вскоре бросил. Борис Костенко (или попросту Борюня), Ингин родственник, устроил меня в супермаркет, где он сам работал мясником. Мне предстояло трудиться в овощном отделе. Это была прекрасная должность для такого любознательного человека, как я. Супермаркет располагался в гигантском ангаре, овощной отдел занимал около 300 кв.м. полезной площади, плюс еще обширный склад.

Меня поразило количество овощей и фруктов, со многими из которых я был знаком только по книгам. Сейчас я мог не только видеть их вживую, но и осязать, обонять и даже пробовать на вкус. Артишоки удивляли необычностью своей формы, у нас в отделе продавались их головки, покрытые крупными, жесткими чешуйками. Арбузы евреи умудрились вывести совершенно бескосточковые. Совсем уже чеканулись эти генные инженеры! Баклажаны, с идеально белой кожей, соседствовали со своими классическими чернокожими братьями. У привычной европейцу тыквы здесь нашлись родственницы — тыквы бутылочные. Кроме обычных гладких авокадо на прилавке лежали бугристые, шершавые «аллигаторовы груши», эти были почти черного цвета. Капуста — любая: белокочанная, краснокочанная, брокколи, кольраби, брюссельская, савойская, пекинская. В холодильном прилавке — грибы, связанная в пучки спаржа, пряные коренья, ароматная зелень. Отдельно — орехи и каштаны. Все это я пробовал, ел, жрал!

Коренные жители давали мне советы по приготовлению того или иного плода. Я готовил их дома, оперируя новыми, неизведанными пряностями, которых здесь было изобилие (Восток!). Овощи стоят копейки! Мне стало казаться, что Израиль — рай для трудящихся.

В отделе царствовал молодой веселый парень, марокканский еврей — Шломи Ивги. Помогали ему кроме меня еще два эмигранта — бывший боксер, приблатненный Алекс и Мордехай Бен-Давид, которого еще недавно звали Мераб Давиташвили — жадный и мелочный выходец из Грузии. У меня сложилось впечатление, что за 100 шекелей он был готов поменять не только фамилию, но и пол. С Алексом и Шломи я очень быстро подружился, сближаться с Мордехаем не возникло желания.

Работа наша начиналась в 7 часов утра, огромный грузовик ежедневно подвозил несколько тонн овощей и фруктов, их нужно было взвесить, рассортировать и разложить на прилавках. От постоянной физической нагрузки и хорошей, здоровой пищи кости мои быстро обрастали крепкими, упругими мышцами, вес приближался к отметке 100 кг.

— Арканя, ты, говорят, хорошую работу нашел? — позвонил мне Гофман.

— Да, очень доволен я сейчас своей жизнью.

— А меня-то нельзя туда устроить? — с надеждой спросил Сергуня.

— Спрошу завтра, — пообещал я.

— Арканя, обязательно только узнай. Не могу я больше в пекарне этой въябывать, — умолял Сергуня.

Устроить Гофмана к нам в отдел мне было выгодно. Во-первых — он свой парень, здоровый и работоспособный, во-вторых, мы с Алексом и Шломи планировали избавиться от жадного и ленивого Мордехая, оказавшегося ко всему еще и стукачом, и управляемый Сергуня мог быть полезен для усиления оппозиции Бен-Давиду.

— Завтра выходи к семи утра на работу! — радостно заорал Шломи, как только увидел накачанного, добродушного Сергуню.

— Ну, Арканя, бутылка с меня! — Гофман был счастлив.

Когда Сергуня ознакомился с условиями работы, восторгу его не было предела. На складе у нас было несколько тайников, в которых мы хранили запасы элитного спиртного, дорогие сигареты, деликатесную закуску — все это было украдено в торговом зале. В углу, за штабелями овощных ящиков я установил микроволновую печь, где мы разогревали еду. Скромно питавшийся в Приднестровье Сергуня с азартом поглощал все съестное, попадавшееся ему на глаза.

Однажды к обеду я испек в микроволновке картошку, разделал жирную малосольную сельдь. Мы выпили по стакану «Smirnoff», и Алекс стал зажевывать водку селедочной молокой.

— Один знакомый психолог как-то сказал мне, что поедание молоки, являющейся по своей сути рыбьей спермой, — признак латентного гомосексуализма, — заметил я.

Отсидевший в России несколько лет Алекс тут же сплюнул и стал полоскать рот водкой.

— Нет, Саня, теперь тебе, по понятиям, надо мыло жрать! — проявил знание уголовных законов Сергуня.

Расстроенный Алекс куда-то ушел, наверное, мыло искать. Мы продолжили трапезу, оставив молоки Мордехаю.

* * *

Живя на Родине, я был уверен, что ностальгия — это абстрактное понятие, выдумка вшивых интеллигентов, здесь же, вдали от любимого Питера, я убедился, что она все-таки существует. Испытывать ностальгию крайне неприятно, особенно такому критическому оптимисту и воинствующему похуисту, как автор этих строк. Больше всего я скучал по родным запахам. В Израиле запахов почти нет. Красивые внешне овощи напоминают вату, пропитанную дистиллированной водой. Земля не пахнет, она словно неживая, резиновые трубочки с водой, подведенные к каждому растению, скупо, по каплям увлажняют выжженную солнцем почву. Воздух на улице как будто прошел через кондиционер, он не имеет естественного запаха. Кошерное мясо, выдержанное в соляном растворе, утрачивает всякий вкус и аромат. Цветы не привлекают даже пчел, от них ничем не пахнет.

Мне остро не хватало аромата осеннего леса, морозного воздуха, навоза, прелых листьев и новогодней елки. Мне хотелось вдыхать дым настоящего костра, а не купленных в магазине готовых углей для барбекю. Я скучал по запаху питерских такси — лохматок, пропитанных бензиновым духом, никотином и одеколоном. Мне хотелось понюхать настоящие лесные грибы, а не стерильные, искусственно выращенные шампиньоны. Только на арабских рынках я чувствовал себя прекрасно, наслаждался обилием ароматов, с удовольствием вдыхал запахи Востока, жгучих пряностей, свежей рыбы и зелени. Но в этих прекрасных, живых местах я бывал редко…