Княгиня Ольга. Зимний престол - Елизавета Дворецкая

Эльга не позволяла ему такого в жилой избе, но Огняна-Мария пока не понимала этих слов. Или делала вид, будто не понимает.

Ожидаемая радость обернулась жестокой досадой. В той же мере, в какой Ингвар сейчас жаждал увидеть перед собой побратима, Хельги Красному он желал обнаружиться где-нибудь не ближе Йотунхейма.

– Живой, стало быть… – Ингвар вновь опустился на свое место, осмысливая новость.

Несмотря на их прежние разногласия – улаженные в конце концов все тем же Мистиной, – появлению шурина Ингвару следовало бы радоваться. Имея под боком беспокойных древлян, он должен был всех богов благодарить за возвращение хоть какой-то части прежнего войска. При нем сейчас находилось три десятка гридей и три сотни болгар под началом Бояна. Те дружины, что пришли с ним из Греческого царства, уже разошлись восвояси, чтобы успеть по домам до снега. Нагрянь сейчас какая беда – у Ингвара не было под рукой военной силы, чтобы ей противостоять.

А Хельги Красный ушел в тот поход как его человек. По уговору старших бояр в Боспор Фракийский он направился первым – со своей дружиной из шести сотен отроков, кое-кем из наемников и прочих удальцов, пожелавших присоединиться. Уступая ему эту честь, Ингвар и Мистина в глубине души надеялись, что он первым и голову сложит при встрече с царскими судами. Честолюбивый, бойкий и храбрый родной племянник Олега Вещего очень мешал им, тем более что он и не скрывал своих притязаний на дядино наследство.

Но в то злополучное утро они еще не знали, с чем им предстоит столкнуться. Не догадывались, что приятный теплый ветерок, дующий им в лицо, погубит их – и спасет Хельги. Греческие хеландии дали огнеметные залпы по русским лодьям только тогда, когда те окружили их. Бронзовые сифоны, плюющиеся горящей смесью, стояли на носу и по бортам хеландий и могли накрыть противника одновременно с трех сторон. Кроме задней – с кормы не стреляли, потому что попутный ветер бросил бы пламя назад, на саму хеландию. И таким образом, суда Хельги Красного, возглавлявшие строй и успевшие пройти за корму грекам, неведомо для себя оказались в безопасности.

Ингвар обдумывал это уже потом – стиснув зубы, чтобы одолеть боль от ожогов и горе от потери половины ближней дружины, что сгорела и утонула у него на глазах. В этот раз богини судьбы улыбнулись Хельги, а не ему. Но о дальнейшей судьбе Хельги в это лето Ингвар ничего не знал: тот ушел через Боспор Фракийский на юг, к Царьграду, а Ингвар и Мистина остались севернее и в конце концов разошлись в разные стороны. Жив ли Хельги, жив ли хоть кто-то из тех двух тысяч человек, что вольно или невольно оказались под его началом? Или повстречались с сильными царскими войсками и полегли все до единого? Об этом можно было только гадать, но этим бабьим делом Ингвар не занимался.

И вот пришли вести. Хельги жив. Нашел силы выдержать целое лето в отрыве от прочего войска и даже вернуться на Русь.

Эльга… Она обрадуется возвращению сводного брата. Но Ингвара мысль об этом наполнила тревогой. Не хуже княгини он понимал, чей союзник прибыл в Киев. А он, Ингвар, почти один – кроме гридей и Бояна, при нем лишь двое двоюродных братьев, Фасти и Сигват. Два года назад, когда Хельги Красный впервые явился требовать своей доли наследства, здесь был Мистина. Он удержал Ингвара от поспешных опрометчивых действий и нашел способ все уладить. Ингвар был способен обойтись и без побратима – он не дитя, а Свенельдич не нянька. Но боялся в глубине души, что сгоряча наломает дров, а рядом не окажется Мистины, который может сказать ему «нет». Твердым голосом своего старого отца, слушаться которого Ингвар привык с четырехлетнего возраста.

– Ну… – Ингвар посмотрел на Хрольва. – С чем он? Сколько у него людей? Кто от него приехал?

– Селимир, словенин. Позвать?

– Не сюда. – Ингвар снова встал. – В гридницу пойдем.

Среди славян в дружине Хельги Селимир отличался наиболее знатным происхождением: его род владел городцом Люботешем на Ильмене, и отец Селимира считался малым князем в своей округе. Сейчас, с возвращением на Русь, это снова стало важно. Ингвар хорошо знал этот род: уже третье поколение Люботешичи подчинялись и платили дань его предкам в Хольмгарде. Уже поэтому Ингвар, отгоняя тревогу и волнение, встретил посланца со всей приветливостью: даже вышел ему навстречу к очагу и обнял. В Царьграде август лишь взирает на гостей с высоты золотого троноса – а тот порой хитроумные приспособления поднимают к самому потолку, будто в небо, – и даже приветствие от его имени произносит царедворец. Русский же князь еще сам в себе видел прежде всего военного вождя и мог лишь как брата приветствовать другого воина, посланца от родича и соратника.

Бойкостью ума Селимир не отличался, однако выглядел внушительно – рослый, плечистый, с золотистой бородкой, окаймлявшей круглое лицо. Сейчас его кожа, загоревшая за два года под жарким солнцем полуденных стран, была темнее волос. А греческий кафтан-кавадий из желто-зеленого самита и хазарская шелковая шапка, похожая на шлем с бармицей, и вовсе придавали ему такой диковинный вид, что даже княжьи гриди, многое повидавшие, недоуменно ухмылялись. И в ухмылках сквозила зависть… Селимир еще не сказал ни слова об успехах похода, но его наряд был весьма красноречив.

Вслед за Ингваром к Селяне подошла Огняна-Мария. Отрок передал ей рог с медом, и она протянула его гостю, приветливо улыбаясь.

– Будь здрав сто лет в Русской земле! – с непривычным выговором произнесла она по-славянски.

Селяня принял рог и наклонился, когда она знаком показала, что собирается его поцеловать. Отпивая, он с нескрываемым, почти грубым любопытством оглядывал эту молодую женщину – среднего роста, заметно ниже Эльги, со смуглым миловидным лицом и карими глазами.

– И ты, княже, будто здоров с… женой молодой! – Селяня поклонился обоим, но в поклоне его чувствовалась насмешка. Дескать, экое диво! – А где княгиня?

Он огляделся, будто надеялся найти и Эльгу где-то рядом. Хотя будь она здесь, не Огняна-Мария подносила бы гостю медовый рог. Селяня, ученый вежеству, это прекрасно знал.

Ингвар переменился в лице; несколько натянутая приветливость сменилась искренней досадой. Не отвечая, он развернулся и ушел назад, к своему сиденью. Огняна-Мария села на резное кресло слева от него – не на возвышении, где обычно сидела Эльга, а ниже.

– Рассказывай! – велел Ингвар, когда отроки усадили Селяню на ближний к нему край скамьи. – С чем приехал родич мой Хельги? Сколько людей? Здоров ли сам? Как поход? Где были?

– Хельги конунг сам здоров, – важно ответил Селимир. – Людей с ним тысяча, сорок три лодьи.

– Кто? – одновременно спросили несколько голосов.

Многие из ближней дружины подались вперед; на всех лицах было написано нетерпение и надежда. В Боспоре Фракийском Ингваровы гриди потеряли половину своих товарищей и, вопреки вероятию, до сих пор надеялись, что кто-то из сгинувших еще найдется живым в других частях разделенного натрое русского войска.

– Из нарочитых людей при нем Хранимир-ладожанин, бояре Велесень, Миролюб, Негода, Перезван… Из свеев – Ульва.