Джек Ричер, или Я уйду завтра - Ли Чайлд

– Думаю, что-то личное. Меня здесь не было. Дежурный из дневной смены сказал, что звучало все вполне невинно. Да и как может быть иначе, зачем тогда приходить в полицию?

– И почему Джейкоб Марк не должен об этом знать?

– Нам необходимо выяснить огромное количество деталей. Сделать это без него будет проще. Он ведь родственник, значит, заинтересованное лицо. Он наверняка поднимет страшный шум, я уже не раз такое видела.

– С кем Сьюзан Марк собиралась встретиться?

– Иностранный гражданин, приехавший к нам в город на короткое время с целью провести расследование, с которым помогала Сьюзан Марк.

– Подождите, – остановил ее я. – На короткое время? И живет этот человек в отеле?

– Да, – ответила Тереза Ли.

– «Четыре времени года»?

– Да, – снова подтвердила она.

– Как его зовут?

– Это она, – поправила меня Ли. – Ее зовут Лиля Хос.

Было уже довольно поздно, но Тереза Ли все равно позвонила, и Лиля Хос без колебаний согласилась с нами встретиться в «Четырех временах года». Мы отправились туда в машине без опознавательных знаков, на которой ездила Ли, и припарковались со стороны тротуара перед отелем. Холл оказался просто великолепным, сплошной светлый песчаник, медь, желтовато-коричневые тона и золотистый мрамор – нечто среднее между уютным полумраком и ярким модернизмом. Ли показала у стойки регистратора свой значок, и дежурный позвонил наверх. По тому, как он разговаривал, у меня сложилось впечатление, что номер Лили Хос не самый маленький или дешевый в отеле.

Оказалось, что это целые апартаменты с двойной дверью, как в номере Сэнсома в Северной Каролине, только без копа перед ними. Коридор был пустым, и в нем царила тишина. Тут и там перед дверями номеров стояли подносы с грязной посудой, на некоторых ручках висели таблички «не беспокоить» или заказы на завтрак. Тереза Ли остановилась, еще раз проверила номер комнаты и постучала. Целую минуту ничего не происходило, потом правая створка открылась, и мы увидели на пороге женщину, на которую сзади падал мягкий желтый свет. Ей было лет шестьдесят, возможно, больше. Невысокая, грузная, со стального цвета волосами и простой стрижкой, бледное грубое лицо, жирное, неподвижное и какое-то выцветшее, с темными глазами, тяжелыми веками и морщинами вокруг них. Она вышла к нам в уродливом коричневом халате, сшитом из толстого синтетического материала.

– Миссис Хос? – спросила Ли.

Женщина опустила голову, моргнула, подняла руки и издала универсальный извиняющийся звук, показывая, что она их не понимает.

– Она не говорит по-английски, – сказал я.

– Она говорила по-английски пятнадцать минут назад.

Свет, который освещал женщину со спины, падал от настольной лампы, стоявшей где-то в глубине номера. На мгновение он потускнел, когда мимо него прошла другая женщина и направилась в нашу сторону. Она была намного моложе, лет двадцати пяти или двадцати шести. Очень элегантная и невероятно, потрясающе красивая редкой экзотической красотой. Похожая на манекенщицу. Она немного смущенно улыбнулась и сказала:

– С вами я говорила по-английски пятнадцать минут назад. Меня зовут Лиля Хос, а это моя мать.

Она наклонилась и о чем-то быстро заговорила на иностранном языке, восточноевропейском, быстро и более или менее на ухо женщине. Она объясняла ситуацию, включая мать в общий разговор. Лицо пожилой женщины просветлело, и она улыбнулась. Мы назвали свои имена, а Лиля Хос представила мать, сказав, что ее зовут Светлана Хос. Мы пожали друг другу руки, крест-накрест, соприкоснувшись запястьями, довольно официально, два человека с нашей стороны и два – с их.

Лиля Хос производила ошеломляющее впечатление, причем ее красота поражала своей естественностью. По сравнению с ней девушка, на которую я пялился в поезде, казалась настоящей фальшивкой. Лиля Хос была высокой, но не слишком, стройной, но в меру, ее смуглая кожа цветом напоминала безупречный пляжный загар. За долю секунды я успел отметить, что у нее длинные темные волосы, ни грамма косметики и огромные, словно подсвеченные изнутри, завораживающие глаза, такого ослепительно-голубого цвета, какого я ни разу в жизни не видел. Она двигалась грациозно и без суеты. Лиля Хос казалась то юной голенастой девчонкой-сорванцом, то становилась взрослой и сдержанной. В какой-то момент возникало ощущение, что она не имеет ни малейшего понятия о своей привлекательности, но уже в следующее мгновение вела себя так, будто стеснялась ее. Маленькое черное платье, скорее всего купленное в Париже, наверняка стоило больше автомобиля. Впрочем, она не нуждалась в изысканных нарядах, потому что могла бы надеть балахон, сшитый из старых мешков из-под картофеля, без всякого урона для собственной внешности.

Мы прошли за ней в апартаменты, состоявшие из трех комнат – гостиной посередине и двух спален по обе стороны от нее. Гостиная была обставлена по полной программе, включая обеденный стол, на котором стояли остатки ужина, заказанного в номер. В углах комнаты лежали мешки из магазинов – два из «Бергдорф Гудмэн» и два из «Тиффани». Тереза Ли достала свой значок; Лиля Хос подошла к столику с зеркалом, взяла там две тоненькие книжечки и протянула ей. Она считала, что в Нью-Йорке, когда к тебе приходят официальные лица, следует показывать документы. На паспортах в центре обложки красовался золотой орел, а над и под ним кириллицей было написано нечто похожее на английское НАЧОПТ ИКРАИНА. Ли пролистала их и положила назад на столик.

Потом мы все сели. Светлана Хос уставилась прямо перед собой пустыми глазами, исключенная из нашего разговора незнанием языка. Лиля Хос внимательно нас разглядывала, мысленно определяя, кто из нас кто. Коп из полицейского участка и свидетель из поезда метро. В конце концов она стала смотреть прямо на меня – наверное, решила, будто смерть Сьюзан Марк произвела на меня более сильное впечатление. Я не жаловался, потому что мне никак не удавалось заставить себя от нее отвернуться.

– Я очень сожалею о том, что случилось со Сьюзан Марк, – сказала Лиля Хос.

У нее был низкий голос и четкое произношение. Она очень хорошо говорила по-английски, с легким акцентом и немного слишком формально, как будто изучала язык по черно-белым фильмам, американским и английским.

Тереза Ли молчала, и тогда я сказал:

– На самом деле мы не знаем, что случилось со Сьюзан Марк – ну, кроме очевидных фактов.

Лиля Хос кивнула, вежливо, изящно, немного виновато.

– Вы хотите знать, какое я имею к этому отношение, – проговорила она.

– Да, хотим.

– Это длинная история, но позвольте мне сразу сказать, что она не объяснит вам того, что произошло в поезде метро.

– Давайте послушаем вашу историю, – сказала Тереза Ли.

И мы ее услышали. Первая часть представляла собой чисто биографические сведения. Лиле Хос было двадцать шесть лет, и родилась она на Украине. В восемнадцать вышла замуж за русского. Он активно занимался бизнесом, который в девяностых процветал в Москве, сумел заполучить у разваливающегося государства контракты на аренду нефтеносных участков, а также права на добычу угля и урана и стал миллиардером, чье состояние оценивалось однозначной цифрой до нулей. Следующий шаг состоял в том, чтобы сделать цифру двузначной, однако ему это не удалось. Дорога была очень узкая, и все стремились на нее втиснуться, но места не хватало.