Мечты Сбываются… - Эмили Лоринг

Он побагровел и проворчал:

– Я даже не могу представить ее лица. Я помню только, что оно произвело на меня сильное впечатление, и мысленно я вижу его очень отчетливо. Но когда пытаюсь воспроизвести, оно исчезает из моей памяти. Я даже думал, что, может быть, стоит вообще вместо лица оставить пустое место. Это было бы даже интересно и, возможно, стало бы предметом искусствоведческого обсуждения. Некоторые художники подобным образом стараются заинтересовать толпу. Но я к ним не отношусь – не собираюсь завоевывать популярность трюкачеством. И пока я решал, что же мне делать, рука как бы сама набросала глаза, нос, рот. Когда же я, отступив на несколько шагов назад, посмотрел на то, что получилось, то оказалось, что это вы. – Закари пожал плечами. – И поэтому, когда от набросков перешел непосредственно к живописи, я вставил ваше лицо в картину.

Он смотрел на холст, стиснув зубы. Луиз наблюдала за ним, желая понять, о чем Закари думает.

Взглянув в ее сторону и опустив глаза, он спросил:

– Вы не возражаете?

Она молча покачала головой.

Возражает ли она? Ее сердце билось так сильно, что Луиз даже затошнило. Что все это значит?

Его голос стал грубее.

– Может быть, вы теперь понимаете, почему я был несколько озадачен… Не только вы волнуете меня. Меня беспокою я сам. Почему, когда я пытаюсь нарисовать ее лицо, получается ваше. Такое впечатление, что два образа слились в моем сознании воедино. Но я не понимаю, каким образом. Что, черт побери, творится в моей голове?

Луиз не нашла ответа на его вопрос…

Думая об этом во время ночного дежурства, она решила было поговорить с одним из психиатров больницы. Но он бы все равно ничего ей не объяснил, так как счел бы непрофессиональным делать какие-либо выводы с чужих слов.

Любой специалист захочет увидеть Закари лично, исследовать довольно долгий период его жизни, но она посчитала, что он откажется. За последний год у него и так сменилось множество врачей. А к психиатрии он относился с большим недоверием. На этот счет у Закари была своя точка зрения, как, впрочем, и на все остальное; На следующий день она заехала за Закари, чтобы отвезти его в суд.

– Что так рано? – сухо спросил он, открывая дверь.

В темном костюме, в рубашке в красную и белую полоску и в шелковом галстуке коричневого цвета он мало походил на себя. Луиз он больше нравился в старых голубых джинсах и в свитере.

– На стоянке возле суда вряд ли удастся поставить машину, – сказала она. – И я сначала высажу вас, а потом уже найду место для парковки.

Он посмотрел на нее тяжелым взглядом.

– Понятно. И конечно, у вас вряд ли хватит смелости на то, чтобы нас увидели вместе.

Луиз покраснела и постаралась сменить тему разговора.

– Не забудьте про ремень. Не обращая внимания на ее слова, он посмотрел в зеркало.

– Представляю, как все будут на меня пялиться, когда я войду в зал. Может быть, мне надеть что-нибудь на голову. – Его голос звучал жестко.

– Не говорите так. У вас осталось всего несколько шрамов.

– Несколько?

Закари еще раз с горечью взглянул на свое отражение.

– Возможно, кто-то на вас и посмотрит, – сказала она мягко. – Но только в самом начале, а потом быстро привыкнут к вашему виду.

Он медленно повернул к ней голову.

– Вы говорите так, потому что сами привыкли иметь дело с людьми, пострадавшими от ожогов.

– Нет, – уверенно сказала Луиз. – В течение многих лет я наблюдала, как пациенты и их семьи справляются с подобными недугами. Человеческий разум – странная штука. Люди свыкаются с любыми видами уродства. Шрамы вскоре станут менее заметными, и окружающие перестанут обращать на них хоть какое-нибудь внимание, потому что без них нас никто уже не сможет себе представить. Мы узнаем друг друга по лицу, и любая отметина становится его частью. И только совершенно незнакомые люди будут как-то реагировать на это.

– Сегодня мне предстоит войти в помещение, где будет полно незнакомых людей! – выпалил Закари, и Луиз увидела его судорожно сжатые кулаки.

Она взяла их в свои ладони и стала разжимать, палец за пальцем.

– Не будьте таким напряженным. Если вы их не знаете, какое вам дело, что они о вас думают? Войдите в зал суда с высоко поднятой головой, и, если люди будут на вас смотреть, пусть.

Она отпустила его руки и откинулась на спинку стула. Ее щеки порозовели, и Луиз опустила глаза.

– Вам давно следовало бы привыкнуть к тому, что на вас смотрят. Вы очень привлекательный мужчина…

Вдруг Закари засмеялся и подумал: а ведь правда, какое мне дело, что думает, например, Дейна?

Он схватил Луиз за подбородок и запрокинул ее голову. Теперь он ясно видел выражение ее глаз.

– Хорошо. Если вас не шокирует мой вид, почему вы не хотите, чтобы нас видели вместе?

Она заколебалась, ее темно-синие глаза встретились с его беспокойным взглядом.

– Ревнивый любовник? – спросил Закари грубо.

– Конечно нет, – удивилась она, поняв, что он спрашивает про Дэвида, о котором она теперь вспоминала очень редко.

– Он там будет? – снова спросил Закари, и она отрицательно покачала головой.

– Зачем ему там быть? Он не имеет никакого отношения к этому инциденту. Это никак к нему не относится.

– Вы все еще с ним встречаетесь?

– Мы работаем вместе, поэтому понятно, что я с ним вижусь.

– Вы с ним встречаетесь?

– Нет, я не бегаю к нему на свидания, пробормотала Луиз, опустив глаза, и щеки ее опять покрылись румянцем. – Почему вы задаете мне вопросы о Дэвиде?

– Я любознательный, – холодно сказал Закари. – Он все еще вами интересуется?

– Нет. Но если вы интересуетесь им, то могу сказать, что он встречается с медсестрой из другого отделения.

Луиз в упор посмотрела на него, как бы подтверждая истинность своих слов.

– И вам это безразлично? – настаивал он, пристально глядя ей в глаза. Ее стало это раздражать.

– Вы как смерть или как сборщик налогов. От вас не отвяжешься, не так ли?

– Да, но только тогда, когда мне нужен ответ, – сказал Закари насмешливо. – Итак, скажите, хотели бы знать, с кем еще он встречается?

– Нет, – ответила она терпеливо. – Доктор Хеллоуз для меня ничего не значит, я не та женщина, которая ему нужна. Мы нравились друг другу, но не более того. Может, хватит говорить о моей личной жизни?

– Пока нет. Почему же он устроил сцену ревности у моего дома, если вы ему безразличны?

– Дэвид вбил себе в голову, что я для него что-то значу. Но скоро нашел себе другую, когда понял, что это не так.