Ты мне не сестра - Любовь Попова

Слышу шуршание за дверью и проверяю ее. Надежно ли закрыта. Блин, что ему стоит ее сломать, если он чуть дверцу хонды не вырвал.

— Максим, я хочу помыться.

— Так я вроде не мешаю, или тебе помощь нужна?

Да, психиатра, пожалуйста. Потому что такая боль в груди и тахикардия от одного его присутствия не норма. Наша жизнь с момента рождения не норма. И я не хочу, что сын хлебнул того же.

— Мне нужно, чтобы ты не ломал двери в ближайшие пол часа.

— Ты там мыться будешь или утопиться решила? Тогда я обещать не могу, — он уже дергает ручку, а я тут же спешу ему сказать?

— У меня сын. Я точно не утоплюсь. И тут даже ванны нет.

— Не знаю, не знаю. Ты, помнится, знатная врушка. Мне нужно проверить, — снова дверь шатается под его рукой, и я вздыхаю:

— Давай я буду с тобой разговаривать. Через дверь, чтобы ты знал, что со мной все в порядке.

— А через шторку нельзя?

— Нельзя.

— Тогда дверь подойдет. Нам не привыкать через нее болтать. Помнишь?

— Лучше бы забыла.

Вспоминать, как он меня трахал, а я отдавалась, как течная самка не очень хочется. Тем более, думала, что он мне родной брат. Кошмар.

— А я вот не смог забыть. Ничего.

— Значит не пытался, — немного расслабляюсь и начинаю раздеваться, встаю в душевую и протяжно вздыхаю, когда прохладные струи опаляют саднящую кожу. Надо было все-таки попросить пару антисептиков. Но было не до того. Главное, с Демьяном все в порядке.

— Ты что там? Тебе не больно, помощь не нужна?

Господи, ну когда он угомонится.

— Похоже, помощь нужна тебе. Сексопатолога. Нельзя так много об этом думать.

— Учитывая, что у меня секса не было больше трех лет, можно…

Замираю с руками на голове и прислушиваюсь, как будто могу услышать по его голосу врет или нет. Врет, конечно, не мог же он… То есть…

— Не верю.

— Могу доказать.

Мне становится смешно. Продолжаю мыться и говорю:

— Это невозможно, Макс. А твоим словам я не поверю.

— Стоит тебе только прикоснуться ко мне самой, и я кончу, — почему-то в этот раз голос я слышу гораздо ближе. По телу проносятся на скорости мурашки, а спины касается что-то скользкое.

— Вот скотина! – кричу и делаю разворот, замахиваюсь, но рука остается в цепких пальцах, а передо мной стоит Максим, не шевелится. На грудь смотрит и дернуться не дает.

— Ебать, они стали такими крупными… а соски темными, — он поднимает осоловелый взгляд, пока его рубашка мокнет от брызг.

А я только смотрю, как к рельефным мышцам липнет ткань. На руки, исполосованные венами, точно такими же как на члене, что явно вздыблен под светлой тканью брюк.

Господи…

Меня срочно нужно спасать. Вытягивать из болота, в которое Макс нас снова тянет. Ни любви, ни доверия, ни привязанности, голая, ничем не прикрытая похоть. Грязная, и столь возбуждающая, что в голове шумит волнами прибоя, как возле пляжа, где мы когда-то придавались разврату.

Это какое-то помутнение рассудка, разве должны люди чувствовать такое, разве должны они страдать по касаниям друг друга, по оргазмам, что дарили. Почему нельзя просто жить, просто улыбаться без желания сожрать.

— Ты кормила грудью?

— Да… — и каждый раз представляла, что на меня смотрит он. Вот так, как сейчас.

Вот и все. Макса кроет, потому что я ничего не могу сделать с собой. Он уже тянет руку, он сейчас меня коснется, и я погибну, подохну от жажды втянуть в себя его член, облизать тело. Надо что-то придумать. Надо себя спасти.

— Я замужем.

Слова. Как будто эхом от стен. Пулей прямо в мозг. Замужем. Замужем.

Но, кажется, это помогает. Рука, тянувшаяся ко мне как змей искуситель, решивший умертвить мое сознание, тяжело падает вниз. А Максим на мгновение сжимает челюсть, с трудом отрывает взгляд от груди. И в глаза. И насмешливо.

— Так боишься со мной трахаться, что решила напиздеть?

Не трахаться боюсь, умереть от переизбытка эмоций боюсь. Хмурюсь на его насмешливый изгиб губ.

— Я не лгу. Я замужем. Мой муж…

— Дебил, если оставляет тебя в жопе и живет в Москве. Имей я тебя…

— Ты о чем?

— О твоем адвокате, который каждый раз, завидев меня, ссытся и убегает. Ты же про него.

И вот что тут ответить? Откуда он всегда все знает. Хотя ясно, что он заходил к Жене. Почему же за три года ни разу его не выследил? Господи, о чем я думаю… Если бы выследил…

— Про него. Он муж.

— Ты бы не вышла за него.

— От чего же?

— Ты же наверняка хочешь сберечь ему жизнь, а твоего мужа я бы спокойно…

— Максим, — господи, какие страшные вещи он говорит. Неужели я действительно боялась за жизнь Жени и поэтому держала его на расстоянии? – Ты с ума сошел.

— Очень давно и тут ни одна терапия не поможет. Поверь, я пробовал разные методы, — говорит он и неожиданно тянет вверх свою намокшую рубашку.

— Ты… Что делаешь… я же говорю… То есть… Женя.

— Его здесь нет.

— Он правда мой муж. И он докажет это тебе, — предпринимаю последнюю попытку, выхожу из душа, схватив полотенце и беру телефон с кровати. Женя должен помочь. Он скажет, что женат на мне. Обязательно.

Только хочу набрать номер, как руки Макса непривычно нежно ложатся на уже давно плоский живот, а в задницу упирается внушительный размер. Господи, спаси.

— Ну что ты ждешь. Звони. Расскажи, что прямо сейчас мой член трется о твою задницу, а через минуту ты будешь его сосать.

— Не надейся, — шепчу хрипло и ощущаю, как две руки-змеи ползут вверх, скидывают полотенце и накрывают шею. Не сильно, но ощутимо.

— Помнишь. Ты любила сосать, когда я придушивал тебя. И до оргазма тебе оставалось всегда пара касаний.

— Замолчи. Отойди от меня, — ведет, трясет от желания.

— Звони, — шипит он мне на ухо. – Потому что если ты сейчас не докажешь мне что замужем, что не ждала меня все это время, я трахну тебя. Заберу к себе. И буду делать нового ребенка, чтобы увидеть как он сосет твою грудь.

— Больной, — дрожащей рукой набираю номер, но телефон из руки выскальзывает, потому что Макс прикусывает голое плечо и пальцем давит на выемку шеи.

Выдыхаю шумно, хочу избавиться от этого, сносящего мозг касания, как вдруг, — словно небо услышало мои молитвы — раздается стук в дверь.

— Госпожа Одинцова, там ваш сын проснулся. Вас зовет.