Человеческое тело - Паоло Джордано
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушай, можно тебя кое о чем спросить?
— Валяй, целочка!
— Что именно означает «еврей»?
Чедерна наморщивает лоб, не прекращая качать пресс.
— Что за дурацкий вопрос?
Йетри начинает оправдываться:
— Да нет… Просто ты упомянул евреев, и я… я просто спрашиваю…
— Идиотский вопрос. Еврей — это еврей, нет?
Ну вот, он покраснел. А ведь знал, что не надо было раскрывать рта. У него давно уже закрались сомнения, правильно ли он делает — он и сам не знает отчего, но только всегда как-то само собой выходит, что он раскрывается перед Чедерной. Всякий раз наступает на те же грабли.
— Я знаю, — говорит Йетри, пытаясь как-то выпутаться, — в общем, всю эту историю с Гитлером и концлагерями и так далее. Но… понимаешь… Когда смотришь на негра, видно, что он негр. А как распознать еврея?
Чедерна останавливается, тяжело дыша. Опираясь на предплечья, приподнимается. Сплевывает в сторону, потом задумчиво глядит на небо.
— Надежных способов узнать нет, — говорит он, — просто знаешь, что перед тобой еврей, и все тут. — Ему приходит в голову какая-то мысль, глаза на мгновение загораются. — Ну, и по фамилии ясно.
— По фамилии?
— Конечно. Например, этот, как его… Леви. Это еврейская фамилия.
— И все? По фамилии?
— И все, а чего еще? А ты как думал?
Чедерна снова принимается качать пресс. Йетри чувствует, как у него под ладонями натягиваются, а потом ослабевают сухожилия Чедерны.
— Ни фига ты не знаешь, целочка.
— Чедерна!
— Ну?
— Пожалуйста, не зови меня целочкой! Я тебя очень прошу.
— И не мечтай.
— Ну хотя бы перед другими.
— Перестану, когда ты перестанешь быть целочкой, целочка!
Йетри покусывает губу.
— А кстати, — говорит он.
— Чего?
— Так, ничего.
— Ладно, ты уже начал. Выкладывай!
Проклятие, он никак не может сидеть, закрыв рот! Ну почему Чедерна так ловко умеет развязать ему язык? Однажды Йетри уже попался, когда рассказал про девушек, и сейчас он чувствует, что делает еще один неправильный шаг, но остановиться не может.
— Как ты относишься к Дзампе?
Чедерна резко останавливается.
— Хо, хо, хо! Интересно! А ты зачем спрашиваешь?
— Так, из любопытства.
— Целочка влюбился в товарища по оружию!
— Тихо ты! Ты чего, я серьезно спрашиваю.
На лице Чедерны вновь появляется философское выражение, с которым он только что рассуждал про евреев. Йетри бесит, когда тот так себя ведет.
— Дзампа… Сиськи у нее ничего. А лицо некрасивое. И вообще, если женщина пошла служить в армию, значит, с ней что-то не так.
— Не знаю, — Йетри колеблется, засмущавшись, как мальчишка, — мне она вроде нравится. С ней интересно, вот.
— Ну, брат, ты и вляпался!
— Почему?
Чедерна уже сидит рядом с ним, вытирая майкой подмышки. Помимо индейца, у него цветные татуировки на бицепсах и еще одна, маленькая, на шее — наверное, делать ее было жутко больно. Каждая татуировка что-нибудь означает, связана с каким-то событием или воспоминанием, спроси его — Чедерна будет рад-радешенек объяснить. Некоторое время он молчит, чтобы помучить Йетри, а потом отвечает:
— Потому что она лесбиянка, понятно?
Йетри опускает голову. Лесбиянка! Да как же так? Все лесбиянки коротко стриженные, а у Дзампы длинные золотистые волосы.
— А ты откуда знаешь?
— Да ты чего, старик, это же видно невооруженным глазом! И вообще, если она не лесбиянка, неужели она бы сидела себе так тихо? Круглые сутки находится среди нас, классных мужиков, и ничего? Да ты что! У нее бы крыша поехала.
Йетри хочется развить тему, но разговор перебивает Верчеллин, который подбегает, размахивая руками, как безумный.
— Ребята, эй, ребята, пошли!
— Что такое?
Чедерна встает. Его гордый профиль на секунду закрывает Йетри солнце. Йетри тоскливо по множеству причин, которые он не может отделить друг от друга. А еще из-за шокирующего известия о Дзампе.
— Пошли, посмотрите, кого нашел Торсу, — говорит Верчеллин. — Вы такого еще не видели!
Добыча сардинца вызвала в третьем взводе всеобщую радость. Ребята его поздравляют, а он, чтобы насладиться славой, остается на ногах, хотя температура вновь подскочила. Все соревнуются, кто смелее: по очереди дотрагиваются до мертвой змеи — все, кроме Митрано, который, как оказалось, испытывает перед ползучими гадами первобытный страх. Кто-то предлагает змею полизать. С этим справляются только Чедерна и Симончелли — потом описывают ее вкус, противореча друг другу, так что становится ясно одно: на вкус змея омерзительная. Чедерна собирается снять змею с крючка и обмотать вокруг шеи, словно шарф, но остальные против. Они пускаются в пляс вокруг змеи — сперва по одному, затем выстаиваются паровозиком за Пеконе. Сержант Рене и еще несколько человек стоят в стороне, одобрительно посмеиваясь. Дзампьери залезает на стол и изображает эротический танец. Она гладит ладонями шею, грудь, спускается вниз, к лону, выписывая бедрами неровные круги. Затем соединяет ладони над головой, словно в молитве, и начинает вращать всем, чем можно, от запястий до лодыжек, подражая извилистому движению змеи. Йетри не может оторвать от нее глаз. Лесбиянка? Ну уж нет, на сей раз Чедерна попал пальцем в небо.
Вдоволь навеселившись, ребята приникают к мониторам, чтобы поделиться новостью со своими девушками, но до тех все доходит с трудом. Они только пищат «какая гадость, какая гадость» да хихикают, потому что слышат смех на другом конце. Тогда солдаты расходятся по базе, каждый пытается найти себе слушателей в других взводах: приходите посмотреть, приходите посмотреть, мы поймали змею! Экскурсии в штаб-квартиру третьего взвода продолжаются до позднего вечера. Со всех сторон в полутьме к Развалине стекаются дрожащие огоньки фонариков — всем охота поглазеть на пойманную змею. Приходит даже полковник Баллезио. Скрестив на груди руки и глядя змею, он заявляет:
— Мда, немало дряни порождает наша мать-земля! — Затем, чтобы защититься от сглаза, щупает яйца и уходит.
Лейтенант Эджитто привел в Развалину свою гостью, теперь они возвращаются в медпункт, он освещает ей путь. Эджитто направляет фонарик ей на ноги, пытаясь вспомнить форму ее икр, крепкие ли они. Он почти уверен, что однажды больно укусил ее за ноги и она страшно рассердилась.
В медпункте Ирене снимает флисовую толстовку, которую одолжил ей Эджитто (она намекала ему, что занималась важными делами на Ближнем Востоке, но про то, что в пустыне ночью холодно, забыла — это странно, у лейтенанта вновь зародились сомнения). Не расправляя, швыряет ее в сторону и усаживается на письменный стол.