Тайна дома Морелли - Маленка Рамос

– Он из Сан-Франциско, Мэри! А ты не боишься, что он влюбится в твою дочь и разобьет ей сердце?

Мэри Энн положила сложенную вдвое простыню на стол и ласково обняла Карлоту за плечи.

– Не стоит беспокоиться из-за ерунды, Карлота. Если бы у меня был шанс вытащить дочь из этой дыры, я бы не сомневалась ни секунды. И если ей доставляет удовольствие болтовня с этим писателем, препятствовать их общению я не собираюсь. Впервые за много дней я чувствую себя лучше и не стану никому ничего запрещать.

Карлота поцеловала ее как раз в тот миг, когда дверь распахнулась и вбежала Амелия, держа в руке мобильный телефон.

– Звонил Алан. Что-то случилось с сыном Лорны Колеман, – выпалила она, переводя дыхание и убирая со лба растрепанные волосы.

Карлота и Мэри Энн переглянулись.

– Дэнни? Тот, который дружил с Пенни? – Мэри Энн опустилась на стул. – Что произошло?

– Утром он проснулся какой-то странный. Врачам Лорна сказала, что он неважно себя чувствовал. Она решила, что это грипп, и уложила его в кровать. До обеда он спал. Когда она принесла ему еду, Дэнни так и не проснулся. Он ни разу не заговорил, а когда наконец спустился вниз, вид у него был ужасный. Он выглядел как помешанный. Через два часа впал в кататонический ступор: глаза широко открыты, а сам не шевелится. Вот ужас-то! Застыл, уставившись в стену. Стоит и не двигается!

– Не может быть!

– Алан говорил еще что-то, но я ничего не поняла. Это все, что я могу вам рассказать. Просто кошмар, что творится в городе.

– Господи помилуй!

– Он звонил узнать, не видели ли мы Роберта. Весь вечер хочет с ним о чем-то переговорить, но телефон не отвечает, и дома его нет.

– Может, он в церкви? – предположила Мэри Энн.

– Алан как раз туда направлялся.

Мэри Энн вздохнула. Было заметно, что у нее дрожат руки.

– Это он… – прошептала она.

– О ком ты говоришь? – Амелия ничего не поняла.

– Это он, Амелия. Тот, Кто Шепчет… Все, что происходит, – его вина. Я это точно знаю.

Карлота взяла ее руку и крепко сжала.

– С чего ты взяла?

– Я уже не чувствую его так, как раньше. Он слишком занят. Собирается кому-то мстить.

– Что ты такое несешь, – не выдержала Карлота. – Ничего не понимаю.

Глаза Мэри Энн перебегали с предмета на предмет, она явно пыталась что-то вспомнить.

– Что-то ужасное случилось в лесу. И он взбешен. Он сам мне об этом сказал.

– Когда?

– Не знаю. Иногда я вижу странные сны. Чаще всего, просыпаясь утром, я ничего не помню, но иногда они похожи на чьи-то воспоминания… Я думала, что это ночные кошмары, которые все видят время от времени. Но с тех пор, как умерла Пенни, я вижу их постоянно.

– Что ему от нас нужно? – Амелия едва сдерживала слезы. Она уселась на один из стульев и вздохнула. – Почему, почему все это происходит?

– Не знаю, – заплакала Мэри Энн. Она запрокинула голову, стараясь успокоиться, но губы дрожали. – Понятия не имею, что ему надо от меня. Все время боюсь, что он хочет что-то от моей дочери. Он стал гораздо решительнее с тех пор, как умерла Пенни. Любое несчастье его притягивает, Амелия. Но сейчас все иначе. Пенни с ним разговаривала, вы знали об этом? Она беседовала с ним, а мне казалось, что она бредит, потому что она была уже на волоске от смерти. А теперь сплошные беды и несчастья! Это все он!

– Мэри, пожалуйста, успокойся.

– Он питается нашим горем, Карлота. Каждая слеза, каждая агония, каждый крик ужаса – его пища. И с каждым разом он все сильнее.

– Но Дэнни – ребенок! Почему ты думаешь, что виноват именно он? Какой ему прок обижать ребенка?

Мэри Энн посмотрела на сестер и задумчиво покачала головой.

– Этого я не знаю…

Пол Джонс припарковал свой «Бронко» семьдесят восьмого года в переулке, соединявшем центр города с улицей Коламбия. Крошечная гавайская танцовщица, украшавшая приборную панель, качнулась, поводя бедрами из стороны в сторону, в то время как сам Пол размышлял, по какой дороге двинуться дальше. У него были две цели, и обе одинаково важные. В ту ночь кто-то разорвал цепь, обозначавшую границы его владений и украшенную табличкой, которая гласила:

Но это еще не все. Сама табличка была вымазана собачьим дерьмом. Вот так, ни много ни мало. Он даже вообразить не мог, кому понадобилось подобное святотатство. Любой житель их городка прекрасно знал, что характер у Джонсона не подарок, к тому же старик вооружен. Отец вечно твердил, что лучшая защита имущества от незваных гостей – дробовик. Сам Пол был счастливым владельцем «Винчестера» и «Ругера М77», не считая двух револьверов, которые прятал в шкафу у себя в комнате, а заодно и мелкашки: убить не убьешь, но напугать можно. Однако сейчас он преспокойно стоял на верхотуре, откуда открывался вид на город, прикидывая, как поступить – направиться ли первым делом на бензоколонку Молоски и взять пару бутылок Jack Daniel’s или заглянуть в скобяную лавку и купить еще одну цепь из самого крепкого железа, какое найдется. Но в итоге все это показалось ему тупой и бессмысленной тратой времени. На самом деле он медлил не потому, что не мог выбрать, куда ехать в первую очередь, а потому, что был взбешен, очень взбешен, и хотел успокоиться. Он протянул руку, вытащил из бардачка пачку «Пэл-Мэл», достал сигарету и прикурил, выпустив одно за другим несколько дымных колечек. Затем нажал на газ и медленно покатил по улице. Танцовщица снова задвигалась, покачивая ручками вправо-влево.

– Решай ты, Лула Поп, – строго обратился он к красотке, – куда повернуть: налево или направо?

Танцовщица замерла, указывая длинными резиновыми ручками вправо. Решение было принято: сначала он едет в скобяную лавку и только потом за виски. Он собирался повернуть, как вдруг прямо перед собой увидел минивэн доктора Фостера. Доктор, необычайно серьезный и сосредоточенный, махнул ему рукой и умчался в неизвестном направлении. Джонс проводил глазами автомобиль, скрывшийся за поворотом, и продолжил свой путь. Интересно, зачем Алану Фостеру минивэн, спросил он себя, выпуская очередное колечко дыма. Живет один, детей нет.

Вскоре старик купил цепь – такую толстую и тяжелую, что ее не разорвет и сам дьявол. Заехал на заправку, после чего направился в сторону дома. На заднем сиденье его автомобиля ехали два пластиковых пакета и ящик пива «на всякий пожарный». Джонс жил на окраине Пойнт-Спирита в старом доме из клееной стружки, который в любой момент мог рухнуть, но Джонс особо не парился. Ему было восемьдесят, и дом запросто мог его пережить. Он припарковал «Бронко» напротив крыльца и чуть не заработал инфаркт, когда вылез из машины и увидел табличку, все еще измазанную собачьим дерьмом. Кто-то оторвал буквы, а сверху красной краской написал: