Империя коррупции. Территория русской национальной игры - Владимир Рудольфович Соловьев

* * *

Трагедия всех коррупционеров заключается в том, что все их благополучие, все их величие связано с местом. А наличие на этом месте зависит от возможности выполнять договоренности, которые могут быть очень разными. Могут быть денежными – более-менее регулярно каждый месяц заносить. Могут быть личными, человеческими. Могут быть какими угодно. Но договоренности всегда есть, и они связаны с тобой. Ты всегда человек системы, человек вообще. Коррупционер никогда не существует один. И поэтому, когда мужественные борцы с коррупцией хватают кого-то одного – это даже не смешно. Это очень смешно. Так что любое дело о коррупции у нас в последнее время вызывает у народа глубокое недовольство. Потому что народ у нас умный, его никак не обмануть. А умный, потому что каждый в глубине души понимает – и сам я такой же. Поставь меня на это место – воровать буду! Но сначала в меру, по совести. А уж потом – как получится.

Перед выборами огромное количество политиков говорило на тему коррупции. Практически у каждого в избирательных речах звучали слова: план по борьбе с коррупцией, необходимость борьбы с коррупцией, коррупция страшное зло, коррупцию надо уничтожать, коррупция, коррупция, коррупция… При всем том каждый раз, когда эти люди говорят о коррупции, почему-то им не веришь. Ну сказал Сергей Михайлович Миронов: «Надо, чтобы было профессиональное правительство, чтобы не было коррупции», – а я его спрашиваю: «Хорошо, назовите ваших кандидатов в правительство». Он отвечает: «Ну вот министром культуры будет Елена Драпеко, министром обороны кто-нибудь из десантников…» И сразу все становится понятно. Уважаемая госпожа Драпеко – член той же партии, что и Миронов, а в десантных войсках Сергей Михайлович когда-то служил. Но разве это достаточное основание, чтобы именно по таким критериям – личного знакомства или предыдущего опыта – определять профессионала? Ведь это и закладывает, если угодно, механизм коррупции.

Коррупция ведь не только и не столько в том, что обворовали казну. Коррупция в базовом посыле – когда закон работает неодинаково для всех. И как только закон начинает работать неодинаково для всех, тут же появляется простор для разнообразных злодеяний. Притом именно злодеяний, потому что никак иначе происходящее назвать нельзя. Когда за одинаковые преступления одной и той же тяжести одного человека сажают в тюрьму, а другого гладят по головке и назначают на должность, все наблюдающие за этой ситуацией делают для себя выводы и запоминают: ага, значит, так можно. А если так можно, то надо понять, каким образом это должно быть можно.

Неслучайна старинная восточная пословица, гласящая, что государство живет счастливо, когда его мудрые показывают ему пример. Иначе можно сколько угодно говорить «халва», но во рту от этого слаще не становится. И если я вижу, что происходящее вокруг все больше напоминает сказку Джанни Родари «Джельсомино в Стране лжецов», то веры в закон у меня нет. А ты, который пытается меня пристыдить, если ты сам не живешь по закону, какое право ты имеешь говорить мне, чтобы я жил по закону? Ах, ты мне угрожаешь, говоришь, что меня за это настигнет весь гнев трудового народа? Но ведь тебя и твоих родственников он не настиг!

Концепция «закон один для всех» – абсолютно новая для России. Нет, естественно, все кому не лень десятилетиями кричали, что закон один и все равны перед законом. Но де-факто этого равенства всех перед законом в России никогда не было. Именно поэтому коррупция является неотъемлемой чертой нашего национального характера. Проявляться она может как угодно: то ли в казнокрадстве, то ли в страстном желании порадеть родному человечку, – но по сути все это проявление неравенства граждан перед законом. Впрочем, у нас и граждан-то как таковых долгое время не было. Были сословия. А сословия сами по себе уже подразумевают неравенство.

Хорошо известен один исторический анекдот, повествующий о том, как прусский король Фридрих задумал снести водяную мельницу, принадлежащую одному крестьянину. «Нет, ваше величество, – возразил ему крестьянин, – вы не можете разрушить мою мельницу. В Пруссии есть еще и судьи. Встретимся в суде!» И король вынужден был отступить.

Мог ли такой случай произойти в России? Ни в коем случае. Ведь у нас все по факту принадлежало императору, а все решения зависели от барина. Мы вообще всегда надеемся на доброго барина. А ведь либо добрый барин, либо суд! Иначе не получается. Либо воля императора, либо буква закона. В России испокон веков существовала поговорка: «Закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло», – не потому, что к закону относились плохо. Просто изначально не верили. Это было неблизко нашей духовной концепции – что это значит, все равны? Как это?

* * *

Попробовал бы кто-нибудь сказать царю Ивану Грозному: «У нас все равны перед законом». Представляю себе реакцию Ивана Васильевича! И вовсе не потому, что он Грозный, а потому что он помазанник божий. Как могут быть равны с ним другие? Они что – тоже помазанники? Царь отвечает перед богом, следовательно – он выше любого людского суда, а это значит, что уже не равен остальным. А если хоть один элемент системы из нее выпадает, то вся она работать не будет. Если один может своим словом перебить закон, то закон уже не нужен. И вот уже хотим – казним, хотим – милуем. Хотим – шубу с плеча, хотим – голову с плеч. И логики зачастую нет. И понять зачастую невозможно, почему и как. Но все осознают: что самое важное? Правильно, любовь власти. За нее вечная борьба.

Называется по-разному. Доступ к уху, близость, друзья, круг, однокашники. Как угодно. Суть одна – чтобы власть любила, чтобы был своим. И тогда за одни и те же злодеяния можно батогами и на дыбу, а можно обнять, расцеловать в уста сахарные, как император Петр Великий Александра Даниловича Меншикова, и сказать: «Ох, Алексашка, ох, сукин сын!» Да и то. Ведь как может! Поэтому и головы рубить будут, и воровать будут. Все на вероятности. Потому что живешь ты по закону или нет, на нахождение головы на плечах это не влияет. Все определяют любовь и симпатия. Ну не понравился ты государю императору, первому секретарю, президенту, министру. И все! Будь ты хоть семи пядей во лбу, шансов пробиться у тебя не будет. И ладно если только пробиться, а то ведь и еще хуже может быть.

Можете себе представить, чтобы в царской России кто-нибудь подал в суд на императора? А на Генерального секретаря ЦК КПСС в Советском Союзе? А на президента Российской Федерации? Невозможно. Да, конечно, ответят мне умники, в Америке тоже нельзя подать в суд на действующего президента. На действующего – нельзя. Но как только срок полномочий заканчивается, уголовное дело продолжается. А в России никто и не пробовал. Сама идея странная. Именно поэтому до последнего времени в России и на пенсию-то не уходили. Правили до смерти. Понимали, что иначе, не дай бог, столкнутся с нелюбовью. Ну, Хрущева помиловали, а Горбачева-то мучили немало. И через унижения прошел страшные. И от судебного преследования по отношению к предшественнику Ельцина удержало, пожалуй, лишь чересчур пристальное внимание Запада к Горбачеву. А иначе неизвестно, не пошел бы Михаил Сергеевич путем Юлии Тимошенко. Учитывая глубину чувств Бориса Николаевича к Михаилу Сергеевичу, такой исход был бы вполне вероятен. И, заметьте, нашли бы замечательный правовой повод. И никто бы, между прочим, не усомнился, что закон тут ни при чем. Потому что закон в России – это всего лишь красивые слова для западной прессы. А так – все все понимают. Важно, кого любит власть.