Искушение Марии д'Авалос - Виктория Хэммонд

следующие недели установился распорядок их жизни. Джеронима была права: брак не сделал Карло более общительным. В большом дворце он и Мария жили каждый своей жизнью: он — в своих комнатах и в музыкальной комнате с музыкантами, она — на женской половине, где читала или писала. Она выходила из дворца, чтобы присутствовать на церковной службе или повидаться со своей семьей, особенно с Антонией, во дворце которой часто собирался оживленный кружок друзей.

Привычки Карло были эксцентричными. Он вставал после полудня, а если не занимался со своими музыкантами, поднимался совсем поздно, в полпятого. Поскольку Мария часто удалялась к себе в восемь, то они по целым дням не видели друг друга. Иногда ей хотелось большей близости с Карло, поскольку ее идеалом был первый брак, когда они с Федериго были не только мужем и женой, но и друзьями. И все же она была рада резкому контрасту с браком с Альфонсо. Отсутствие теплоты и близости было предпочтительнее надзора, которому она подвергалась каждую минуту. Наконец-то она обрела свободу, о которой мечтала, и должна скоро найти способы более плодотворно проводить время. Ей импонировало то, что Карло сделал музыку главным в своей жизни; его талант и ученость были исключительными, а Мария восхищалась одаренными людьми. Он не мог провести ни одного вечера без музыки, и слабые звуки его лютни или цимбал, доносившиеся с нижнего этажа, давали ей смутное ощущение общности. Супруги даже ели отдельно. Порой Марии приятно было побыть одной, но случались вечера, когда она жаждала интеллектуального общения. Карло не хотел отказываться от своей давней привычки ужинать в постели, раздевшись. За ужином он соблюдал испанские обычаи: прежде чем подать ему чашу с вином, вносили зажженный факел, и он прикрывал свою тарелку, пока пил. Прислуживали ему слуга Пьетро и священник Алессандро. Этот молодой человек с тонкими чертами лица и высокомерным поведением был духовником Карло, а также его любимцем. А еще он был музыкантом и хорошо играл на виоле да гамба. Мария невзлюбила его, сама не зная почему. Правда, его присутствие в спальне в брачную ночь оскорбило ее и поставило в тупик. Но теперь она видела его крайне редко.

Единственное изменение в распорядок дня вносили отлучки Карло, когда он уезжал с отцом, чтобы заняться делами в своих поместьях Веноза и Джезуальдо, или отправлялся с друзьями на охоту в Аструни, в восьмидесяти километрах от Неаполя.

Мария начала лучше узнавать мужа. То, что чувствовал Карло, отражалось у него в глазах, а чувства у него были сильные. Если он был счастлив, глаза его сияли, и он был многословен, если же он злился, то это была холодная ярость. Если презирал, то это было язвительное презрение, уничтожавшее человека. Порой он скрывал свои чувства под маской, и тогда люди особенно его боялись.

Однажды ночью, через три недели после свадьбы, Карло вошел в ее спальню, вернувшись с охоты. Он не переоделся и не вымылся, что она сочла неделикатным с его стороны. Он был в возбужденном состоянии, которое сдерживал, и это завело Марию, так что она решила не обращать внимания на запах пота, исходивший от мужа, и пятно крови у него на манжете. Однако через несколько минут она поняла: сексуальное желание вызвано у него не близостью жены, а чем-то, не имеющим к ней отношения, чем-то, имевшим место до его появления в ее спальне. У нее возникло неприятное подозрение, что его возбудила охота — он всегда испытывал сильные эмоции, убивая животных, — и она отдалась его ласкам с желанием, граничившим с легкой тошнотой.

Прежде чем коснуться жены, он смачивал ее груди жидкостью из маленького флакона, которая пахла мускусом, и Мария не знала, что заставляет его целовать ее тело: этот запах жидкости, полученной из рогов лося, или ее прелести. С их первой брачной ночи она позволила Карло главенствовать во время занятий любовью, ибо он любил командовать, и вела себя пассивно, получая удовольствие только от его движений. Однако в последнее время она начала понимать, что права была Антония, сказавшая, что единственная реальная власть над Карло для Марии кроется в их спальне. Пора было пустить в ход то, чему научил ее Федериго. Хотя она не применяла это во время брака с Альфонсо, но полностью не забыла. Поскольку Карло любил утонченность, он улыбнулся, когда Мария продемонстрировала свое искусство, и ответил на ее изысканные ласки. Побаюкав его в тихих водах приятных ощущений, она начала направлять его к необузданной страсти, к экстазу, считая, что наконец-то завладела им. И вдруг Карло замер и, отстранившись от нее, холодно спросил: «Ты пытаешься взять надо мной верх?» И он откинулся на спину. Она начала бить кулаками подушку, заплакав от разочарования, а он молча встал и вышел из комнаты.

Шли недели, и нечастые визиты по ночам, когда Карло поднимался по винтовой лестнице в спальню Марии, проходили всегда одинаково. Они оба получали какое-то удовольствие от занятий любовью, но настоящей близости между ними не было. Вопреки надеждам Марии у них не было тайного мира любви, который создают себе любовники. Карло склонен был доводить изысканность жизни в своем доме до уровня искусства, будь то еда, музыка или убранство комнат, — так же обстояло дело и с любовными отношениями. Для него это был своего рода балет, элегантная хореография, состоявшая из заученных движений, по сути своей механических. Удовольствие, которое он давал Марии, не удовлетворяло ее и заставляло желать большего: не было ни нежности, ни радости, ни смеха. На карте их отношений, так тщательно вычерченной им, неконтролируемой страсти не было оставлено места. На следующее утро его никогда не оказывалось рядом, так что ее тайным стремлением было лежать рядом с ним на кровати, покрытой шкурой, в его комнате, под винтовой лестницей. Мария была слишком гордой, чтобы попросить Карло взять ее туда: она знала, каков будет ответ. В глубине души она начала рассматривать его настойчивое желание управлять их сексуальными отношениями как утонченную форму тирании.

И все же некоторые стороны этого брака радовали Марию, и чем дальше, тем больше. Она наслаждалась доселе неведомой свободой. Впервые она могла делать всё что угодно, и ее ни в чем не ограничивали. Сначала ее даже немного пугала предоставленная ей воля.

Шли недели, и она научилась заполнять свои дни согласно собственным интересам. Поскольку ее всегда интересовала Констанца д’Авалос, однажды Мария отправилась на лодке на Искью. Там она взяла некоторые вещи Констанцы и начала составлять — сначала бессистемно — хронику необыкновенной жизни своей двоюродной бабушки.

Марию неизбежно затянуло в музыкальный мир Сан-Северо. Это приносило ей утешение, поскольку сближало с Карло, хотя к участию в подготовке к концертам ее побудил не он, а его отец, принц Франческо. Принцесса Джеронима тоже, наконец, заинтересовалась этим, потому что ей доставляло удовольствие общество Марии. Самыми счастливыми вечерами Марии были те, которые она проводила, сидя с Карло и его родителями в их уютной гостиной с желтыми стенами и старинными венецианскими зеркалами, составляя списки гостей и обсуждая программу приема, угощение, цветы и еще множество деталей. Однако первое из обсуждений такого концерта, в отличие от последующих, вышло неудачным.