История волков - Эмили Фридлунд

Комната купалась во мраке, но жалюзи на окнах были открыты. За окном сиял уличный фонарь. Сначала я увидела Лео, одиноко сидящего на кровати и глядящего в окно – словно в ожидании какого-то сигнала: то ли кометы, то ли небесного знамения в нависшей над городом ночной тьме. А потом я заметила Патру, стоящую перед ним на полу на коленях, рука Лео лежала у нее на волосах, и я сразу подумала о Лили и мистере Грирсоне. Я всматривалась во тьму, и мне померещилось, что обе пары несколько раз поменялись местами: это были одновременно Лили и Патра, Лео и мистер Грирсон. Муж и жена и одновременно учитель и ученица. Испуганный домогатель и красотка Лили. Оба были одновременно и тем и другим, той и другой. Стоя перед ним на коленях, погрузив лицо ему между ног, она казалась очень маленькой. Патра подняла голову и громко вздохнула.

– Ну давай же, прошу тебя! – задыхаясь, произнесла она, и мне могло бы почудиться, что я невольно вошла к ним и прервала их занятие, но хорошо я заметила, как он оттолкнул ее голову, ласково, так, как отталкивают приставучего пса, и услышала, как она сказала ему, тоже ласково: – Ну, не будь ты ребенком, Лео! – И добавила, шутливо изображая дрянную девчонку: – Расслабься. Я знаю, тебе это нравится!

Позже я выяснила, что в мае Лили уехала давать показания на судебном процессе над мистером Грирсоном. Она поехала в Миннеаполис, где заседал федеральный суд, но, когда очутилась на свидетельской скамье и обвинитель попросил ее рассказать, что же произошло на Гон-Лейк, неожиданно заявила, что вообще-то недостаточно хорошо знает мистера Грирсона. Она заявила, что никогда не беседовала с ним наедине, кроме одного раза, после того как он дал ей дополнительное время на подготовку к экзаменам из-за ее дислексии. Судя по судебным записям, после этого заявления обвинитель поднажал на нее.

– Но он ведь брал вас с собой на озеро? – спросил обвинитель. – Вы же это утверждали на предварительных слушаниях.

Он, ясное дело, был обескуражен и рассержен и не церемонился с жертвой, которая в последний момент решила пойти на попятный. Он пытался убедить Лили, что она просто боится и сейчас лжет под присягой. Он обратился к судье:

– Зачем ей было рассказывать об этом, если все это неправда?

Лили ничего не ответила. Это был риторический вопрос, обращенный к судье, а не к ней.

А вот что заявил мистер Грирсон, совершая сделку со следствием:

– В своей жизни я совершил немало постыдного. Но позвольте заявить еще раз. Да, я стыжусь своих мыслей. Это не те мысли, которыми я мог бы гордиться, и для меня это большое облегчение… как бы выразиться… Для меня это большое облегчение – сказать вслух то, чего я больше всего боялся. Мне стыдно, тут нет вопроса. Но я чувствую облегчение, вам понятно? Я не дотрагивался до этой девушки, но я думал об этом, я думал об этом, я думал об этом. И я думал о гораздо более постыдных вещах, чем то, что она рассказала.

Утром, когда я проснулась, Пола в комнате уже не было. Дверь в ванную была плотно прикрыта. Я скинула ночнушку, натянула джинсы и футболку и открыла дверь ванной. Скользнув взглядом по зеркальной стене, увидела в соседней комнате сидящего в мягком кресле Лео.

– Доброе утро! – сказал он, отрываясь от книги.

– А что вы читаете? – спросила я.

Я просто тянула время и хотела улучить минутку и оглядеться в их комнате. На одной из двух стоящих рядом кроватей я заметила раскрытый чемодан Патры. Из чемодана высовывались белая бретелька бюстгальтера и лиловый рукав свитера.

– «Науку и здоровье».

– Это для ваших исследований?

– Нет. Хотя да, в каком-то смысле.

Пока он говорил, я сделала несколько шагов к середине комнаты. Я подумала, что Патра и Пол сидят на полу в углу и складывают пазл. Но их там не оказалось. Лео наблюдал, как я оглядываю кровати, дверь, чемоданы.

– Линда, ты веришь в Бога?

Я молча обернулась.

– Это простой вопрос. Ты вообще думала о том, что мы обсуждали вчера? Мне это крайне любопытно. Что, как ты считаешь – то есть предполагаешь – является истинным представлением о твоей сущности? Это, конечно, только самый первый вопрос. Каковы твои базовые допущения о своей природе?

– Не знаю.

– Знаешь.

Я скрестила руки.

– Ты знаешь! Это же дефиниция предположения. Например, – продолжал он настойчиво. – Ты животное или человек?

Он сидел, положив ногу на ногу, и одна его нога ритмично дергалась. На нем были домашние черные тапки, и тут я поняла, что это за тип: из тех, которые берут с собой в поездку домашние тапки, хотя им предстоит провести в отеле всего одну ночь. Этот тип не мог переночевать в отеле без своих тапок, из-за чего он вызывал у меня грусть и, наверное, легкое отвращение.

– Или ты просто не подвергаешь сомнению тот факт, что у тебя имеется тело? Как думаешь, сколько лет этому телу?

Один тапок свесился с ноги и балансировал на кончиках пальцев.

– Пятнадцать.

Тапок упал на ковер, но Лео ловко поддел его похожим на крысиный нос большим пальцем ноги и всунул внутрь всю ступню.

– Выходит, ты полагаешь, что твоя жизнь началась пятнадцать лет назад и что она закончится в какой-то неизвестный момент?

– Выходит.

– И ты полагаешь, что это биологический факт?

Я кивнула, но потом покачала головой – мне было неясно, куда он клонит.

– А теперь спроси у себя, как изменятся эти представления о твоей природе, если ты будешь исходить из предположения о существовании Бога?

Нога в черном тапке перестала дергаться.

Он вернулся к тому, с чего начал беседу, и он мог бы продолжать свою лекцию до бесконечности.

– Мысленный эксперимент, ладно? Это чистая логика, – вещал он. – Если Бог существует, тогда какой именно Бог имеет высший смысл? Либо Бог – это только благо, либо он не Бог. Либо Бог всемогущ, либо он не Бог. И тогда логично предположить, если Бог вообще существует, тогда по определению Он должен быть благом и должен быть всемогущим. Верно? Вот это имеет смысл, да? Высший смысл.

На какую-то секунду из черного тапка выглянула голая пятка.

Он не унимался:

– И если мы говорим, что Бог существует – если, иными словами, Бог является по определению благом, – тогда в мироздании не остается места для зла, болезней, горя, смерти. И существует лишь одно-единственное предположение, которое делает возможным существование Бога. И мы путем умозаключений можем прийти к единственно возможному ответу. Если в нашем мысленном эксперименте мы признали, что Бог существует, то как это допущение изменит твои представления о себе?

– А где Патра и Пол?

– Они в порядке. Так каков же наиболее разумный ответ на заданный вопрос, а, Линда?

– Так где они?