Девственница - Амира Ангелос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если ты поверил мне в истории с Настей… то должен поверить и про тайник, — перевожу разговор, не в состоянии больше вспоминать прошлое. — Почему ты не хочешь проверить, есть ли там деньги? Я хотела отдать их родителям девочки. Теперь готова отдать их тебе.
— Мне не нужны твои деньги, Вилена. Если они там, я сам отдам их тебе. Сейчас не думай про это. Если их не нашли до сих пор, то сейчас точно никто не возьмет. Там круглосуточно охрана.
— Что ты хочешь сделать с домом?
— Сжечь.
— Ты серьезно?
— Если хочешь, подарю тебе.
— Нет… я никогда не стану там жить. Разве что продам. Куплю маленький домик где-нибудь в деревне. Наверное, я кажусь идиоткой, да? Такие примитивные мечты…
— Нет, ты не кажешься мне идиоткой.
Меня ничуть не утешило, что Тагир не считает меня идиоткой. Куда важнее вопрос — так кто же я для него? Сиротка, которой он помогает из жалости? Пленница? Игрушка?
Больше всего на свете я боялась начать строить воздушные замки, верить в то, что между нами есть что-то куда большее, нежели товарно-денежные отношения. Потому что невольно начинала очаровываться этим мужчиной. Как в юности. Меня тянуло к нему. Наступающей ночи я ждала с предвкушением, и ничего не могла с этим поделать…
Уложив Настю, чувствую, как внутри все дрожит от ожидания. Сама не пойду к нему. Может надо, может он этого ждет… Но я не пойду. Пусть сам придет и скажет мне об этом.
Когда раздался стук в дверь, почувствовала головокружение. Откуда я настолько уверена, что это Тагир? Сердце стучит бешено. Понимаю, что играю с огнем, но мне нужно доказать Тагиру, что я сильнее, чем он думает. Я хочу завоевать его уважение, чтобы относился ко мне как к личности. Пусть даже у наших так называемых отношений есть срок после которого расстанемся навсегда…
— Можно войти? — тихо спрашивает Валиев.
— Лучше я выйду… чтобы не разбудить ребенка.
— Хорошо.
Выскальзываю в коридор. Стараюсь выглядеть спокойной. А ведь весь вечер его ждала, перед зеркалом крутилась, немного румян, немного теней для век… глупо думать, что макияж поможет, но не удержалась.
— Слушаю тебя.
— Я думал, ты поняла, что ночуешь в моей комнате, — спокойно говорит Тагир.
— Да… извини, — опускаю голову.
Почему он такой холодный, отстраненный. Днем он куда-то уехал, вернулся видимо недавно, все еще в костюме, официальном, деловом, при галстуке. Ему, кстати, очень идет такой вот стиль. Чуть приглушает его звериную натуру, рвущуюся наружу. Но меня уже не пугает этот зверь, о нет. Лишь смущает немного и страшит… потому что чувств к нему все больше…
— Ты хотела, чтобы я сам пришел за тобой, — бьет в самую суть Валиев. — Верно?
— Я занималась ребенком, извини. Не думала о тебе. Прости…
Опускаю голову.
— Хорошо, пусть так. Дамы вперед.
Подниматься вверх по лестнице, чувствуя на себе пристальный мужской взгляд — то еще занятие. В какой-то момент ноги заплетаются. Но снизу сильные руки сразу обхватывают талию.
— Осторожнее.
— Да, спасибо, — киваю, не оборачиваясь.
— Как твоя нога?
— Намного лучше, спасибо…
Заходим в комнату. Останавливаюсь в центре, не зная, что делать. Раздеться? Мне неловко начинать первой. Жду его указаний… Что он пожелает сегодня? Минет? Или полное соитие… Боже, я до сих пор смущаюсь этих словечек…
— Я до сих пор смущаю тебя, Вилена?
Интересно, почему здесь, в комнате, его голос звучит ниже? Или мне так кажется? И нотки чувственности тоже мерещатся?
Меня охватывает странное чувство предвкушения. Еще не знаю толком, зачем он меня сюда позвал, а между ног уже становится горячо и влажно. Почему? За что мне такое наказание? Тем более, когда Валиев стоит, отстраненный, равнодушный, даже руки не вынимает из карманов. Но стоит мне сделать всего шаг навстречу, Тагир подается вперед, обхватывает мои руки чуть пониже плеч, привлекает к себе.
— Почему я себя чувствую порочным совратителем малолетних? — спрашивает с легкой насмешкой. Обхватывает руками мое лицо. Прикосновение теплых ладоней отзывается внутри дрожью, пробегающей вдоль позвоночника.
— Я не малолетка, и ты это знаешь, — произношу хрипло.
Он тот, кто лишил меня невинности, так к чему все эти подколы?
— Ты права. Я тоже так думаю.
Тагир проводит ладонями по моим волосам, пропуская пряди сквозь пальцы. Его рука скользит под густую копну, нежно обхватывает затылок, слегка наклоняет мою голову. Другой рукой обнимает меня за спину, прижимая к себе крепче. Чувствую жар его тела, стальную мощь мускулов. Груди прижимаются к нему так крепко, что начинают ныть и гореть. Его губы накрывают мои, горячие, настойчивые. Мои руки сами ложатся ему на шею, обнимая, и одновременно держась, лишь ради того, чтобы не упасть. Даже приходится привстать на цыпочки и повиснуть у него на шее, чтобы переложить хотя бы частично тяжесть своего тела. Мягкие тапочки слетают с ног, теперь я босиком, ноги утопают в ковре с высоким ворсом. Тагир целует меня до тех пор, пока не отстраняюсь, чтобы глотнуть воздуха, которого начинает остро не хватать… Пара секунд… и новая порция поцелуев.
Рука Валиева протискивается меж наших тел, медленно поднимается вверх, пока не накрывает полушарие груди, лаская сквозь платье. Напрягшиеся соски горят, прикосновения сводят с ума. Рука перемещается на другое полушарие. Невольно выгибаю спину, теснее прижимая груди к его опытной руке. Голова кружится, тело словно в огне, все труднее соображать, а уж говорить тем более.
— Безумие. Ты ассоциируешься у меня с этим словом, Вилена.
Замечаю, что и Тагир тяжело дышит. Его скулы кажутся еще темнее от напряжения. В глазах отражался свет ночника, который единственный освещает комнату тусклым светом, создавая впечатление, будто полыхают два костра. Длинные загорелые пальцы тянут платье вверх, умело стаскивают с меня. Ложатся на груди, прикрытые скромным белым бюстгальтером, сквозь тонкую ткань которого явственно начинают проступать твердые соски. От одного вида его руки, смуглых пальцев, стискивающих острый сосок через ткань, меня начинает колотить дрожь. Как же трудно сражаться с собственным телом, которое изнывает, молит о прикосновении. Раздается тихий щелчок застежки, Тагир отбрасывает бюстгальтер в сторону. Наблюдая за тем, как его ладони накрывают оба полушария, чувствую горячий озноб, пробегающий по телу. Тагир еще крепче обхватывает мои груди, и уже не дрожь, а судорога сотрясает меня от его грубоватых ласк.
Подняв глаза, вижу, что Валиев внимательно изучает мое лицо. Его взгляд становится тяжелым. Наклонив голову, он просовывает язык мне в рот. Движения требовательные, жесткие, даже грубые. Почему это возбуждает еще сильнее? Дрожа всем телом, отвечаю на эти откровенные поцелуи, подрагивающими ладонями глажу шею Валиева, провожу рукой по коротким жестким волосам, упиваясь ощущениями. Страх почти прошел. Осталась лишь небольшая неуверенность и неловкость, ведь он в костюме, а я — в одних трусиках. Меня бросает в жар при мысли об этом контрасте.