Каменная подстилка - Маргарет Этвуд

– Пришли мне эсэмэску, когда надо будет подослать фургон, – говорит Нед.

– Надеюсь, его будет за чем посылать, – отвечает Сэм. Отсеки коммерческого хранилища полагается освобождать в двадцать четыре часа: даже полностью негодное барахло нельзя там оставить просто так. Ты его выиграл, значит, оно теперь твое. Владельцы склада не будут тратиться на вывоз только что приобретенного тобою мусора.

Легенда, о которой безмолвно договорились Нед и Сэм, состоит в том, что Сэм ищет приличную мебель, которую Нед затем облагородит. Сэм именно это и делает – почему же нет? Он надеется сегодня отхватить что-нибудь поприличней, чем в прошлый раз, когда он вернулся с разбитой гитарой, складным ломберным столиком без ноги, огромным плюшевым медведем, каких выдают в ярмарочном тире в качестве приза, и деревянным набором для игры в крокиноль. Из всего этого лишь крокиноль чего-то стоил – некоторые люди коллекционируют старинные настольные игры.

– Будь осторожен за рулем, – говорит Нед.

«Он послал мне эсэмэску, чтобы ему подогнали фургон. Это было в 2:36. Я знаю, потому что посмотрел на часы, вон те, в стиле ар-деко, видите? Они очень точные. А потом, я не знаю, он просто исчез.

Были ли у него враги?

Не знаю, я просто здесь работаю.

Хотя он сказал… да, да, он сказал, что поругался с женой. Ее зовут Гвинет. Я сам с ней не близко знаком. За завтраком – он объявил, что от нее уходит. Я давно видел, что к этому идет. Она была такая мещанка, душила его. Никакого вкуса. Ревнивая, собственница, он мне жаловался. Она думала, что у него из жопы солнце светит, не могла на него надышаться. Могла ли она… Склонна к насилию? Нет, он никогда ничего такого не говорил. Если не считать того случая, когда она швырнула в него винную бутылку. Пустую. Но иногда они, бабы то есть, вдруг берут и съезжают с катушек. Хлоп, и съехала».

Сэм развлекается, представляя себе, как обнаружат его собственное мертвое тело. Труп голый или одетый? На улице или в помещении? Ножевое или огнестрельное? В одиночку?

На сей раз машина заводится, и Сэм видит в этом добрый знак. Он колесит зигзагами по узким улочкам, направляясь к скоростной трассе Гардинер и надеясь, что она еще не обвалилась. Нет, не обвалилась – может, бог все-таки есть. Сэм въезжает на трассу и движется на запад. В конверте был адрес большого склада с отсеками индивидуального хранения – в Миссисаге, не слишком далеко. Машины ползут еле-еле. Почему, интересно, зимой люди водят так, словно у них вместо рук ноги?

Сэм приезжает раньше, чем надо, ставит машину, идет в главный офис и регистрируется. Все как обычно. Теперь нужно убить время до начала аукциона. Сэм терпеть не может эти мертвые куски пространства-времени. Он проверяет телефон – нет ли сообщений. То да се, ничего интересного. Эсэмэска от Гвинет: «Встретимся завтра? Надо окончательно оформить». Он не отвечает, но и не удаляет сообщение. Пусть она подождет. Ему хочется выскочить наружу и покурить, но он борется с искушением – пять месяцев назад он официально бросил курить, в четвертый раз.

Народу в зале прибавилось – на одного или два человека. Не толпа, прямо скажем. Когда участников на торгах мало, это хорошо – некому задирать цены. Для туристов слишком холодно – в зале не ощущается ни азарта летней охоты за антиквариатом, ни гламурной ауры телевизионного «реалити-шоу». Просто несколько ничем не примечательных, тепло укутанных людей стоят, засунув руки в карманы, смотрят на часы или проверяют телефоны.

Вот пришли еще два торговца антиквариатом, знакомые Сэма; он кивает им, они кивают в ответ. Он вел дела с ними обоими – сдавал им то, что было по их части, но не по его. Он обычно не связывается с викторианской мебелью – для квартиры-кондоминиума она слишком крупная. И с мебелью военного времени тоже – на его вкус, она слишком одутловата и в окраске преобладают багровые оттенки. Он предпочитает мебель более изящных, чистых очертаний. Легкую. Не такую слоноподобную.

Влетает суетливый аукционист – с опозданием на пять минут, со взятым навынос кофе и пакетом «дырок от пончика» в руках. Он раздраженно смотрит на пустой зал и включает ручной микрофон – можно и обойтись, они ведь не на футбольном матче, в конце концов, но, видимо, аукционисту хочется почувствовать собственную важность. Сегодня с молотка идут семь отсеков – семь владельцев не соизволили продлить хранение или явиться за своими вещами. Сэм торгуется за пять лотов, четыре выигрывает, а пятый упускает – так выглядит правдоподобнее. На самом деле его интересует только второй по счету отсек, номер 56 – этот номер был написан на бумажке в конверте, и именно там будет спрятан секретный груз – но Сэм всегда старается перекупить несколько.

Когда собственно торги заканчиваются, Сэм платит аукционисту, и тот отдает ему ключи от четырех отсеков. «Вы должны вывезти вещи в двадцать четыре часа, – напоминает аукционист. – Вымести подчистую, такие правила». Сэм кивает. Правила ему известны, но говорить об этом смысла нет. Этот козел явно готовится стать тюремным охранником, политиком или другим мелким божком. Не будь он козлом, предложил бы Сэму «дырку от пончика» – неужели он намерен в одиночку сожрать весь пакет? Ему не мешало бы ограничить калории – но, похоже, он не склонен делиться с ближними своими.

Сэм топает к лавчонкам через дорогу, подняв воротник и замотав подбородок шарфом от ледяного ветра. Он берет в «Тим Хортонс» кофе (две ложки сахара, две сливок) и собственный пакет «дырок от пончика», шоколадных, в сахарной глазури, и возвращается на склад, чтобы не спеша обследовать новые приобретения. Надо подождать, пока прочие участники аукциона свалят – Сэм не любит, когда ему дышат в затылок. Номер 56 он оставит на самый конец – к тому времени уже точно все уйдут.

Первый отсек до потолка заставлен картонными ящиками. Сэм заглядывает внутрь: черт, книги почти сплошняком. Он ничего не понимает в книгах, так что договорится со знакомым букинистом: если там окажется что-нибудь ценное, Сэм получит процент от выручки. Автографы авторов – это обычно хорошо, хотя бывает, что и нет, если этого автора никто не знает. Если авторы покойные, это иногда хорошо; правда, автор должен быть не только покойным, но еще и знаменитым. Альбомы по искусству – это обычно хорошо, зависит от сохранности. Среди них попадаются редкие.

В следующем отсеке нет ничего, кроме старого мотороллера – легкого, итальянского, трехколесного. Сэму такое ни к чему, но желающие найдутся. В крайнем случае пойдет на запчасти. Он быстро переходит к следующему отсеку. Шевелись, а то отморозишь яйца – отопления на складе нет, а на улице все холодает.

Он находит следующий отсек, вставляет ключ в замок. Говорят, третий раз за все платит – а ну как сейчас он найдет клад? В такие минуты он все еще ощущает легкую дрожь предвкушения, хоть и знает – это все равно что верить в Санта-Клауса. Он поднимает рулонную дверь и включает свет.

Прямо перед входом висит белое свадебное платье с юбкой вроде огромного колокола и пышными рукавами-фонариками. Оно упаковано в прозрачный пластиковый чехол на молнии, словно только что из магазина. Похоже, его ни разу не надевали. На дне чехла лежат белые атласные туфельки, с виду новые. К рукавам приколоты длинные, по локоть, белые перчатки на пуговках. Все вместе слегка пугает, подчеркивая безголовость: хотя, приглядевшись, Сэм видит белую фату – она прикрывает плечи платья наподобие шали. К фате прикреплен белый веночек из искусственных цветов с жемчужным песком.