На край света - Владимир Кедров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Федя! — крикнул Дежнев Попову. — Проведай-ко ты с Ерофеем ту речку. Далеко от моря не уходите. Я же тем временем пройду с Борисом версты на две, на три подальше.
— Слышу, — ответил Попов. — К самому носу, думается, идти нет надобности. Мезенец с Пустоозерцем не дальше сих мест потерялись.
«Рыбий зуб» с «Лисицей» ушли к западу. «Медведь» и «Бобер» бросили якоря возле устья речки.
Ясень[83]. Кучевые облака таяли, освещаемые солнцем. Лишь у самого горизонта виднелись остатки синевиц[84]. Лазоревые волны, догоняя друг друга, бежали к берегу. Птичьи голоса оживляли день, казавшийся спокойным и радостным. Наблюдая за спуском карбаса, Попов провожал глазами стаи быстрых люриков, проносившихся с возбужденным стрекотанием. Радостно улыбаясь, Кивиль оглядывалась на кайр, пронзительно кричавших и неуклюже махавших короткими крыльями. Забавляли ее и юркие чайки-моевки, кружившиеся вокруг кочей. Кивиль кидала им кусочки сушеной рыбы. Чайки стремительно бросались за подачкой и, крича, дрались из-за кусков.
Попов готовился спуститься в карбас, когда Кивиль взяла его за руку и сказала:
— Возьми меня, Федя.
Минутой позже они уже отвалили от коча, сопровождаемые Дмитрием Вятчаниным и Удимой. Попов правил кормовым веслом. Болтая рукой в воде, Кивиль следила за лебедями, летевшими под облаком.
Карбас пристал к берегу. Подошел и карбас кормщика «Бобра», Ерофея Агафонова. Мореходцы высаживались в куяках и шлемах, вооруженные пищалями и саблями.
Агафонов, плотный и мускулистый, неторопливо вышел на берег. Ему было лет тридцать пять. Черная, подстриженная усеченным конусом борода придавала его лицу что-то татарское. Отец Ерофея, стрелецкий десятник Степан Агафонов, служил в Москве. Он неохотно отпустил сына в далекую Сибирь. Но жажда приключений помогла Ерофею победить отца.
— Красавица хочет поохотиться, — снисходительно улыбаясь, проговорил Агафонов, указывая глазами на лук Кивили.
Попов слегка улыбнулся.
— Ну, что же, Ерофей, поднимемся, пожалуй, повыше да глянем оттуда на берег.
Двое спутников Агафонова остались сторожить карбасы. Мореходцы стали пробираться по кочкам болотистого берега к глинистому косогору. Они забрались по нему на равнину, расположенную на две-три сажени выше уровня океана.
Поднявшись, Кивиль вскричала от радости: чудный коричнево-зеленый ковер из мха и трав расстилался у ее ног. Он был украшен разноцветными цветочными узорами. Голубели пятна незабудок, синели колокольчики; белели цветы морошки; местами красовались скопления желто-белых маков.
Пока Кивиль собирала цветы, мужчины оглядывали тундру. Волнистая, она понемногу поднималась, подходя к горной цепи. Справа тундру прорезало глубокое, извилистое русло речки. Бежавшая между узких и высоких берегов, речка виднелась лишь на поворотах. Левее поднимался холм. На его голой вершине, саженях в пятидесяти от мореходцев, белели неподвижные фигуры нескольких сов-белянок.
— Кивиль! Вон тебе дичь! — Попов указал на белоснежных хищниц.
Кивиль вскочила и выдернула стрелу из колчана. Мягким, кошачьим шагом она направилась к совам. Однако совы сейчас же поднялись и, тяжело махая крыльями, улетели. Даже невозмутимый Агафонов и тот удивился их зоркости:
— Вот так совы! Эти белянки и днем видят, как ночью.
Мореходцы осмотрели две-три версты берега. Признаков высадки Игнатьева и Пустоозерца не было.
… День склонялся к вечеру. Показались «Рыбий зуб» и «Лисица». Они быстро подходили, подгоняемые попутным ветром.
— Что-то все молчат, — проговорил Попов, всматриваясь в кочи. — Уж не случилось ли чего худого?
В молчанье на «Рыбьем зубе» спустили парус. На «Медведе» и «Бобре» почуяли недоброе. Дежнев подошел к борту.
— Не нашли? — нетерпеливо закричал Попов.
— Людей не нашли. Мачту лишь выловили, — отозвался Дежнев. — Погибли, видно, товарищи…
Люди обнажили головы.
— Тяжела утрата, — сказал Дежнев. — Но ни стоять на месте, ни вернутся не можем. Стоять будем — всем погибель. Вернемся ни с чем — срам будет: товарищи погибли, а мы, живые, дела не сделали. Одна дорога у нас: вперед!
— Вперед! — закричали мореходцы на всех кочах.
— Всем держаться у меня на виду, — продолжал Дежнев. — Без моего приказа на берег не сходить. Катай якоря![85]
Солнце спряталось за грядами синевиц у северо-западного горизонта. Вечернее небо окрасилось багрянцем. Сняв шапку и прислонясь к мачте, Попов смотрел вдаль. Его брови нахмурены, у губ легла горькая складка. Ветер трепал волосы приказчика, освежал высокий лоб. Глядя на красные блики зари, прыгавшие по волнам, Попов мало-помалу успокоился. Складка меж бровями разгладилась, взор приобрел прежнюю ясность. Кивиль, издали наблюдавшая за ним, заметила эту перемену, подошла и взяла его за руку.
Край паруса, колеблемый ветром, гудел над головами Попова и Кивили. Волны глухо били в обшивку коча. Рассекая черные волны, коч резво бежал над мрачной пучиной океана.
Заморозник — северо-восточный ветер — нагнал такую северуху[86], что мореходцы понадевали кухлянки и полушубки. Царила ясень. Ватаги всех четырех кочей Дежнева и анкудиновцы, несколько дней назад снова увязавшиеся за ними, — все толпились у бортов кочей, глядя на большие льдины, медленно раскачиваемые волнами океана. Сверкая белизною, облизываемые зелеными волнами, льдины наступали с полуношника. Ратники царства ночи, они двигались на отважных мореходцев, охватывая их справа и слева, заходя в тыл, отрезая от берега.
Появление льдов не было неожиданным: набели — отсветы на небе — накануне предупредили мореходцев.
— Льдина еще за морем, а набель в небе уж знатна, — говорил Степан Сидоров.
С серьезными лицами смотрели дежневцы на льдины. Каждый знал, — силен наступающий враг, близка битва на жизнь и смерть. Едва ли в этот час не почуяли мореходцы, что многим из них доведется вдоволь наглотаться рассолу.
Настороженными ушами каждый слушал новые звуки, прорывавшиеся сквозь шум волн: издали, с полуношника, доносился низкий гул, словно гром, глухое ворчание, треск, хруст. Приглушенные вначале, эти звуки росли, и вот тяжелый грохот потряс воздух и прокатился к западу.
— Что это? Гром? — встревоженно спросил Бессон Астафьев.
Дежнев спокойно глянул в его широко открытые глаза.