Единственная - Кира Касс

Я не хотела никого отправлять в тюрьму.

Когда нас наконец отпустили, остальные девушки дружно направились к выходу, а я подошла к королеве. Она заканчивала обсуждать что-то с Сильвией. Наверное, мне следовало бы воспользоваться этой отсрочкой, чтобы придумать что-нибудь похитрее. Я же вместо этого, когда Сильвия удалилась и королева вопросительно взглянула на меня, выложила ей все начистоту.

— Пожалуйста, не заставляйте меня это делать, — взмолилась я.

— Прошу прощения?

— Я способна соблюдать закон, честное слово. Я не пытаюсь все усложнить, но я просто не могу отправить живого человека в тюрьму. Он ведь не сделал мне ничего плохого.

Она с ласковым выражением коснулась моей щеки:

— Это не так, милая. Если ты станешь принцессой, то будешь олицетворением закона. Любой, кто нарушает закон, наносит тебе удар. И единственный способ удержать свои позиции — нанести ответный удар тем, кто уже причинил тебе вред, чтобы другим было неповадно.

— Но я же не принцесса! — умоляюще воскликнула я. — Никто не пытается меня обидеть.

Эмберли с улыбкой склонилась ко мне:

— Да, сейчас ты не принцесса, но я не удивлюсь, если это временно, — прошептала она и, отступив, подмигнула.

Я вздохнула, отчаявшись объяснить ей что-то.

— Пусть мне приведут кого-нибудь другого. Не мелкого воришку, который и украл-то, скорее всего, потому, что ему было нечего есть. — (Лицо королевы заледенело.) — Я не хочу сказать, что воровать хорошо. Я знаю, что это не так. Только приведите мне того, кто совершил что-то по-настоящему плохое. Приведите мне того, кто убил гвардейца, который отводил нас с Максоном в убежище во время последнего нападения повстанцев. Этот мерзавец должен гнить в тюрьме до конца своих дней, и я с радостью отправлю его туда. Но я не могу так поступить с каким-нибудь голодным Семеркой. Я просто не могу.

Королева явно пыталась быть со мной помягче, но не собиралась уступать в этом вопросе.

— С вашего позволения, я буду говорить без обиняков, леди Америка. Из всех девушек вам это необходимо более других. Люди видели, как вы пытались сорвать экзекуцию, предложили упразднить касты в прямом эфире национального телевидения и призывали народ к борьбе за свою жизнь. — Ее ласковое обычно лицо было серьезно. — Я не хочу сказать, что это плохо, но вы создали у большинства людей впечатление, что вы творите все, что взбредет вам в голову.

Я принялась теребить пальцы, уже понимая, что, как бы я ни противилась, в конце концов мне все равно придется совершить Осуждение.

— Если ты хочешь остаться, если Максон тебе небезразличен… — Она помолчала, давая мне время обдумать услышанное. — Тогда ты должна это сделать. Ты должна продемонстрировать, что способна быть послушной.

— Я способна. Я просто не хочу никого отправлять в тюрьму. Это не обязанность принцессы. Это делают судьи.

Королева Эмберли похлопала меня по плечу:

— Ты сможешь. И сделаешь это. Если ты вообще хочешь завоевать Максона, то должна не давать ни малейшего повода для упрека. Уверена, ты понимаешь, что в случае с тобой очень много «против». — (Я кивнула.) — Тогда сделай это.

Она удалилась, оставив меня в одиночестве стоять в Главном зале. Я подошла к моему креслу, практически трону, и снова пробормотала ритуальные слова. Я пыталась убедить себя в том, что это плевое дело. Люди все время нарушают закон и попадают в тюрьму. Человеком больше, человеком меньше. А я не должна давать ни малейшего повода для упрека.

Другого выхода у меня не было.

Настал день Осуждения. С самого утра я не находила себе места от волнения. Я боялась, что споткнусь или забуду свои слова. Но больше всего я боялась не справиться. Единственным, за что я не волновалась, был мой наряд. Моим служанкам пришлось прибегнуть к помощи главной швеи, чтобы соорудить что-то подходящее для меня, хотя слово «подходящее» слишком невыразительное для того, чтобы описать его.

По традиции всем платьям полагалось быть бело-золотого цвета. Мое было с завышенной талией. Оставляя обнаженным левое плечо, оно в то же время прикрывало шрам на правом. Выглядело это очаровательно. Лиф был облегающий, а пышную юбку до пола украшали волны золотого кружева. Ниспадая сзади складками, она заканчивалась небольшим шлейфом. Взглянув на себя в зеркало, я впервые за все время подумала, что выгляжу как настоящая принцесса.

Энн взяла оливковую ветвь, которую мне предстояло нести, и устроила ее на сгибе моего локтя. Эти ветви мы должны были возложить к ногам короля в знак мирных намерений по отношению к нашему правителю и готовности подчиняться закону.

— Вы прекрасны, мисс, — сказала Люси.

В последнее время она держалась намного спокойней и увереннее.

— Спасибо тебе, — улыбнулась я. — Как бы мне хотелось, чтобы вы все при этом присутствовали!

— И мне тоже, — вздохнула Мэри.

Энн в своей всегдашней деловитой манере поспешила меня успокоить:

— Не волнуйтесь, мисс, вы отлично справитесь. А мы будем смотреть вместе с остальными слугами.

— Правда? — обрадовалась я, хотя смотреть они должны были издалека.

— Мы ни за что бы этого не пропустили, — заверила меня Люси.

Нас прервал громкий стук в дверь. Мэри поспешила открыть, и я обрадовалась, увидев на пороге Аспена.

— Я пришел проводить вас на Осуждение, леди Америка, — сказал он.

— Как вам наша работа, офицер Леджер? — поинтересовалась Люси.

— Вы превзошли самих себя, — лукаво подмигнул Аспен.

Люси захихикала, и Энн негромко шикнула на нее, устраняя какие-то видимые одной ей изъяны в моей прическе. Теперь, когда мне было известно, что она неравнодушна к Аспену, я видела, какой идеальной она старается быть в его присутствии.

Я вспомнила, что меня уже ждут внизу, и грустно вздохнула.

— Готовы? — спросил Аспен.

Я кивнула, поправляя оливковую ветвь, и направилась к двери. Уже на пороге я обернулась и бросила взгляд на счастливые лица моих служанок. Потом взяла Аспена под руку и двинулась по коридору.

— Как ты? — спросила я его.

— У меня в голове не укладывается, что ты в этом участвуешь, — бросил он вместо ответа.

Я сглотнула, немедленно разволновавшись снова:

— У меня нет выбора.

— Выбор есть всегда, Мер.

— Аспен, ты же знаешь, что мне это не нравится. Но в конечном счете это всего один человек. И он совершил преступление.

— Как и сочувствующие повстанцам, которых король разжаловал в низшие касты. Как и Марли с Картером.

Мне не нужно было даже смотреть на него, чтобы понять, как ему отвратительно Осуждение.