Честь самурая - Эйдзи Есикава

После падения Китаносё Хидэёси стал заботиться о трех дочерях Оити как о своих родных. При возведении крепости Осака он предусмотрел для них отдельные, небольшие, чрезвычайно красивые покои. Время от времени он наведывался к сестрам и играл с ними — словно они были тремя редкими птичками в золотой клетке.

— Чему ты улыбаешься? — сурово спросил Хидэёси, догадавшись о мыслях Сакити.

Но ему самому вдруг стало весело. Это не укрылось от взгляда Сакити.

— Простите, мой господин. Я был озабочен другими поручениями и покинул Осаку, не повидав сестер.

— Вот как? Что ж, ладно. — Хидэёси резко переменил беседу. — О чем болтают сейчас на берегах реки Ёдо и в Киото? Что ты узнал, пока ездил по стране?

Выслушивая прибывавших издалека гонцов, Хидэёси всякий раз задавал этот вопрос.

— Всюду, где я бывал, только и говорят о грядущей войне.

Из расспросов о настроениях в Киото и в Осаке Хидэёси узнал, что никто не верит, будто предстоящая война вспыхнет между ним и сыном Нобунаги. Люди были убеждены, что соперниками окажутся Хидэёси и Иэясу. После гибели Нобунаги многим казалось, будто Хидэёси удалось навязать всем князьям прочный мир, но вновь страна оказалась рассечена пополам, и сердца жителей трепетали в ожидании новой большой войны, которая наверняка не обойдет стороной ни одну из провинций.

Сакити ушел. Сразу после его ухода явились двое помощников Нивы Нагахидэ. Это были военачальники Канамори Кинго и Хатия Ёритака. Хидэёси прилагал большие усилия заполучить в союзники Ниву. Он осознавал, какую серьезную опасность составит переход Нивы в стан врага. Дело не ограничилось бы потерей многочисленного и сильного войска. Переход Нивы на сторону врага показал бы народу, что правда на стороне Нобуо и Иэясу. Среди старших соратников покойного Нобунаги Нива был вторым по старшинству, уступая в этом отношении только Кацуиэ, и слыл человеком не только могущественным, но и чрезвычайно надежным и справедливым.

Было понятно: Нобуо и Иэясу готовы пообещать Ниве все, что угодно, лишь бы перетянуть его на свою сторону. Могло быть и так: разгадав замысел Хидэёси, Нива прислал к нему Канамори и Хатию как залог грядущей помощи с севера. Хидэёси это пришлось по душе, но окончательно успокаиваться было рано.

Вечером один за другим прибыли трое гонцов с докладом положении дел в провинции Исэ. Хидэёси прочитал письма и расспросил гонцов, затем надиктовал ответы, которые предстояло доставить, добавил кое-что на словах и отправился ужинать.

В углу комнаты стояла большая ширма. На двух ее створках золотой краской была начертана карта страны. Хидэёси, бросив взгляд на карту, осведомился у приближенных:

— Какие новости из Этидзэна? Что слышно о гонце, которого я направил в клан Уэсуги?

Пока люди князя бормотали невнятные извинения, ссылаясь на далекое расстояние, Хидэёси подсчитывал что-то на пальцах. Он послал гонцов к Кисо и к Сатакэ. Всю страну, изображенную на карте у него перед глазами, окутывала густая сеть его хитроумных замыслов и намерений. В глубине души Хидэёси считал войну не единственным, а всего лишь последним средством достижения своих целей. Но к искусству переговоров он относился как к искусству управления боем — признавал, но не любил. Вовсе не от слабости своих воинских сил прибегал он к хитрым словам и речам. Наоборот, сила оружия и готовность нанести удар только подкрепляли силу словесных убеждений князя. Но в противостоянии с Иэясу дипломатическое искусство было бессильно. Никому ничего не сказав, Хидэёси задолго до того, как вражда сделалась непримиримой, отправил князю, восседавшему в Хамамацу, следующее послание:

«О моих добрых чувствах по отношению к Вам можно судить по тому, что в прошлом году я обратился к императору с просьбой одарить Вас новым титулом. Так из-за чего же нам воевать? В стране сложилось общее мнение о князе Нобуо как о слабоумном. И сколько бы Вы ни размахивали знаменем долга, сколько бы ни братались с уцелевшими представителями семейства Ода, мир не признает Ваши усилия, и войну, если Вы ее развяжете, не назовет справедливой. В конце концов, война между Вами и мною бессмысленна. Вы разумный человек, князь Иэясу, и если нам удастся договориться, я готов присоединить к Вашему уделу провинции Овари и Мино».

Для того чтобы договориться, необходимо желание обеих сторон, а ответ, полученный Хидэёси на это послание, был, увы, отрицательным. После, уже прервав все отношения с Нобуо, Хидэёси вновь писал Иэясу и делал еще более щедрые предложения, пытаясь склонить врага к миру, но добивался прямо противоположного: разгневанный Иэясу отсылал прочь его посланцев, едва удостаивая их короткой беседы.

— Князь Иэясу доводит до вашего сведения, что поведение князя Хидэёси повергает его в недоумение.

Хидэёси, выдавив улыбку, возразил:

— Князь Иэясу не понимает, как уважительно я к нему отношусь.

У Хидэёси в Сакамото оказалось столько дел, что он работал без отдыха. Крепость Сакамото превратилась в его ставку, из которой должно было начаться вторжение в провинцию Исэ и в южную Овари, в оплот подготовки к схватке, ведущейся по всей стране от севера до западных провинций. Замышлять и осуществлять тайные намерения, находясь в Сакамото, было удобней, чем из Осаки. Да и гонцы, сновавшие туда-сюда, не привлекали особого внимания.

На первый взгляд князья попросту поделили между собой власть в землях: Иэясу правил на востоке и на северо-востоке, Хидэёси — в столице и на западе. Но даже во вновь возведенной в Осаке крепости, которую Хидэёси считал своей главной опорой, имелось бесчисленное множество тайных сторонников клана Токугава. Несомненно было, что многие лица, близкие к императорскому двору, только и ждали часа, когда Хидэёси оступится, чтобы перейти на сторону Иэясу.

В самурайских семействах сплошь и рядом оказывалось так, что отцы состояли на службе у князей в Осаке и в Киото, тогда как дети служили военачальникам восточного войска. Братья оказывались по разную сторону. Страна переживала смутное время, чреватое смертельными стычками между кровными родственниками.

Хидэёси знал, какие несчастья влечет за собой война. В состоянии вечной войны мир пребывал с тех пор, когда он влачил нищее детство в материнской хижине в Накамуре. Все годы скитаний Хидэёси бродил по провинциям, пожираемым пламенем войны. Когда у власти встал Нобунага, народные страдания даже усугубились, но среди бедствий забрезжила надежда на успокоение и мир. Люди верили, что Нобунаге удастся прекратить войны раз и навсегда. Но князь Ода был убит, не успев осуществить задуманное и наполовину.

Хидэёси поклялся покончить с потрясениями и опустошениями, вызванными гибелью Нобунаги. Не давая себе отдыха и сна, он добился многого и был теперь всего на шаг от желанной цели. Сейчас ему предстояло сделать последний, а потому вдвойне трудный шаг. Можно сказать, на пути длиною в тысячу ри Хидэёси успел пройти девятьсот, и последние ри были самыми трудными. Со временем он начал догадываться, что столкновение с Иэясу стало неминуемым, а значит, предстоит или убрать князя с дороги, или просто уничтожить. Выбор невелик — но именно так поступают, когда сталкиваются с препятствиями. Уже решившись на последний шаг, Хидэёси обнаружил: он много труднее, чем виделось заранее.