Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко

сторону, но пилоту такую небольшую разницу по приборам с десятитонной ценой деления отловить не просто. Тензоруды освобождают твою левую руку от непрерывного удержания РУД, рычагов управления двигателем. Освобождают руку для работы с клавиатурой, управляющей полётом. Твоя правая рука в бою на истребительной ручке управления и занята управлением машиной, ведением огня и много ещё чем. Любуюсь!

— Так на МиГе и было, не вижу, чтобы тензоруды изменились. Разве что поменяли их цвет, были чёрные, стали заметнее, ярче. Они, как и были, Г-образные, вместе напоминают букву Т, сложенную из двух симметричных половинок. Но в высокоманёвренном бою я предпочёл бы пользоваться РУДами, потому что наощупь сразу ясно, в каких они находятся положениях, что с тягой двигателей, не надо отрываться, чтоб уследить за индикацией.

— Да, на вкус и цвет… Хорошо, погляди здесь, что положено, время нам и спускаться.

Осматривая вдвоём МиГ, Борис и Башлыков остановились у главной ноги шасси.

— Колёса как колёса, — полушутя ворчал, размышляя, Башлыков, найдя маркировку, царапая ногтем, постукивая пальцем и ощупывая их поверхности непонятно зачем, — а вот то, что покрышки поставили сталепружинные, а не из резинопласта, оно и хорошо, и не очень. Наш, русский изобретатель, придумал такие сверхпрочные, когда англо-французский сверхзвуковой «Конкорд» сгорел при посадке вместе с пассажирами после разрушения покрышки из высокопрочной резины. На чём сэкономили, на том они и получили…

Твой отец добился выпуска опытной партии сталепружинных покрышек нужного типоразмера, да всю её и забрал для своих МиГов.

Вот что тебе скажу ещё, Борис: не знаю, как в той стране, куда ты прилетишь, насчёт автобанов с высокой несущей способностью дорожной поверхности, это вряд ли, а стучать сталепружинными колёсами тебе придётся по какой-нибудь именно дороге. По азиатскому шоссе. В глухой-преглухой местности, подальше от ВПП любых аэродромов и аэропортов, радаров и диспетчеров. Для них ты уйдёшь в складки местности, выполняя боевой манёвр. Приложишься о дорогу, и КЗА, контрольно-записывающая аппаратура МиГа начнёт отсчёт необходимых суток. Будь внимателен, осторожен, не торопись. Спеши медленно. Выбери с воздуха твёрдую, как камень, дорогу. Не попади на щебень, на посадочной скорости около трёхсот шестидесяти километров в час он будет долбить по машине страшнее артиллерийской шрапнели. И при взлёте после контакта с землёй, с учётом атмосферного давления, в зависимости от высоты местности над уровнем моря, особенно, если это приличное высокогорье, плюсом к форсажу добавь наддув окислителем, но недолго, не переборщи, не запори движки, чтоб там дуриком не остаться!

— Есть, товарищ полковник!

— В отставке. Но довольно крупный полковник, а не мелкий майор, как ты, хоть ты и длиннее меня…

— Сорока на хвосте принесла, что в России мне присвоили звание подполковника, к вам ближе. Всё же академию окончил перед заграницей. А попасть сюда ещё отец успел помочь.

Башлыков отмахнулся, мол, случайно присвоили, перепутали, не тому дали.

— В России тебе на таком МиГе не летать, нет его на вооружении без влияния и авторитета Кирилла Михайловича, царствие ему небесное. И Суховского «Терминатора» тоже нет. По десятку опытных образцов, малая серия, это в лучшем случае. И всё. Нет вооружённого комплекса в воздухе, на земле и на море, в составе которого МиГ мог бы воевать. Нет общей системы вооружённых сил, нет национальной обороны, в составе которой эти машины могли бы сражаться. Из единственного, сколь угодно выдающегося инструмента, не только полный оркестр не составишь, но хотя бы дуэт или трио — ничего!

Осторожно тронул Бориса за руку:

— Извини, но не могу не спросить, ибо нет времени. С Акико у тебя серьёзно?

— Более чем.

— Редкостная женщина. Она ведь не просто восточная экзотика, а… Большая умница.

— А вы… что бы мне сказали, Павел Михайлович?

— Нет-нет, никаких советов! Могу сказать только то, что вижу и понимаю. И решать, и поступать — всё-всё предстоит исключительно тебе. И, конечно, вместе с ней. Наберись терпения и выслушай. Не спорь, всё потихоньку обдумай, а тогда уж решай, как тебе сердце подскажет, прости мне многословие одинокого старика. Я уж скажу тебе, вместо отца…

Борис терпеливо молчал.

— Видишь ли, дорогой мой, наверное, ты и сам отдаёшь себе отчёт, что у тебя уйма не выясненного с твоей спасительницей — Акико Одо. Ты начинаешь понимать, что этой госпоже, с её заработанным научным статусом, обеспеченным положением в обществе и личными запросами выше обычных, делать нечего в России, а тебе в Японии. Эта страна известна в мире своим подозрительным отношением к иностранцам, а лётчиков там и своих девать некуда. Тот же Хэйитиро после полёта трёх ваших экипажей, когда ты пострадал, закрыв собой остальных, он не домой в Японию уехал, а с полгодика терпеливо возил вторым пилотом ООНовских чинуш от Норвегии до Алжира и Израиля. Он, этот опытнейший КВС, командир воздушного судна, и этому заработку был рад! Лётчиков в наше время везде с перебором. Что ж, пойти в дворники, каких всюду не хватает, в портовые грузчики или сесть любящей женщине на шею? Почему-то в мире этом, удивительном, так дерьмово устроено (устроено людьми! — Башлыков негодующе резко взмахнул рукой), что мир, самими людьми созданный и организованный, жестоко использует одних людей против других. Ты улавливаешь воздействие страшных нитей, за которые дергают силы, немногими людьми сотворённые, в их частных, а не в общелюдских интересах. Эта организация человеческой глупости устроена образованными элитами, ведь повседневно они ничем иным не занимаются. В России элиты всегда вырубались, от Ивана Грозного до советского периода, да и сейчас их нет, поэтому не с наших скоробогатеньких спрос. Но западным многовековым элитам кто на перспективу думать мешает?

А ты знаешь японскую элиту, наивный? Как в её страну соваться?

В молодости видел два советских фильма о любви японки и русского. Грустные оба. Дай, вспомню… «Мелодии белой ночи» — один из них. Красавица, очень милая японочка Комаки Курихара. И наш красавец, милейший Юрий Соломин. Я ведь до сих пор не знаю, почему у них не сложилось? Так нежно, так трогательно любили друг друга, но расстались… Героиня то ли погибла от радиации, но, может, так во втором фильме, то ли вернулась в Японию, а он в печали остался в Союзе. Зачем такой мир, в котором воюют, но нет места для любви? У жены текли слёзы, когда мы смотрели этот фильм. А вот посмотрел я здесь своими глазами на тебя и Акико и… Подумай. Не плакать бы ей.

— Спасибо, Павел Михайлович… Мне пора к Свенсону. А от него в лапы к эскулапам.

— Нагнись, дай, обниму, завтра