Солнце внутри - Маргарита Зверева

– Я не уверен, что достаточно хочу этого, – простонал я.

– Так, значит, не сгорит, – прошептал он. – Чего же ты ждешь?

«Давай!» – крикнул я сам себе мысленно, набрал воздуха, как перед нырком, и приказал своей руке отпустить. Она дернулась в нелепом и нескоординированном движении, словно по пути от мозга до нее произошло короткое замыкание, но этого оказалось достаточно для того, чтобы бедный мой блокнот улетел прямо в самую середину пламени. Мгновенно огонь вгрызся в него, как собака, и начал обгладывать страницы, чернеющие на глазах. Я еле сдержал порыв выхватить его оттуда голыми руками и вместо этого покрепче обвил их вокруг себя. Две крупные слезы выкатились из моих глаз, скользнули к подбородку и упали на паркет.

– Это дым, – сказал Барон голосом, полным торжества. – Лучше отойди подальше.

Я порывисто мотнул головой. Если я уже предал своего спутника, я мог хотя бы досмотреть до конца его угасание. Избегать этой боли мне казалось верхом наглости. Барон, видимо, понял, что сейчас надо было хоть на время отпустить давление и дать мне спокойно пострадать. Так я и стоял молча, наблюдая за тем, как мои старания и переживания сгорали дотла. Я почти что ожидал увидеть вырывающихся из обугливающегося блокнота духов, похожих на Крик Мунка, но страницы догорали вполне чинно. В конце концов оставались только куски переплета, который с наслаждением скреб зубами огонь, и я силой воли вырвал себя из оцепенения и отвернулся. На противоположной стене за диваном красовался громадный черный квадрат.

– Это Малевич? – задал я, как мне казалось, умный вопрос.

– «Черный квадрат» Малевича в разы меньше, – укоризненно покосился на меня Барон. – Он был бы слишком маленьким для этой стены.

– Ну и вряд ли можно просто взять и повесить к себе в гостиную Малевича, – согласился я деловито. – Глупость сказал.

– Почему это нельзя? – встал Барон с кресла и прошел к сливающейся с обоями, с первого взгляда незаметной двери рядом с картиной. – Смотря кому. Для избранных нет ничего невозможного. А ты, – повернулся он ко мне лицом и возвел руки к потолку, – в этот круг вступил своей отвагой и решительностью. Честно говоря, не думал, что ты так быстро согласишься сжечь свою, скажем так, поэзию. Ты – молодец!

Вместо того чтобы обрадоваться похвале, я ужасно расстроился. Оказывается, Барон рассчитывал на упорство, которого я так и не проявил; это означало, что я слишком рано сдал блокнот, а этим и самого себя. «Хотя, может, так и лучше, – попытался я успокоить себя. – Быстрее с этим расправился, и все».

Барон тем временем распахнул дверь, прошел через нее и включил свет в комнате, которая тут же засверкала множеством круглых стекол. Любопытство мгновенно перебороло угрызения совести, и я поспешил вслед за своим наставником, больше не оглядываясь на камин, в котором догорали мои детские мечты.

Комната оказалась довольно небольшой и походила даже на потайную, так как в ней не было окон. Грубо говоря, в ней не было вообще ничего. Кроме часов. Бесчисленных часов всех размеров и форм. Как в музейном складе, они стояли вдоль стенок и громоздились до потолка, с которого были к тому же еще подвешены. Антикварные и современные, богато украшенные и совсем простые, наручные и вокзальные… Единственным объединяющим признаком было только то, что они все стояли. При этом стрелки были разбросаны по циферблатам в совершенно разных констелляциях. Но все они были неподвижны той глубокой неподвижностью, которая казалась вечной и непоправимой.

– Разрешите представить, – распростер Барон руки посреди своей сокровищницы, – это моя наплевательская комната!

– Наплевательская? – машинально отдернул я палец от старинного циферблата, до которого не смог не дотронуться.

– Не бойся! – совсем развеселился Барон. – Фигурально говоря. По-настоящему мы плюем только на часы у входа, прекрасно тебе знакомые.

– А… зачем? – обвел я взглядом комнату часов.

– Как – зачем? – удивился Барон. – Разве ты не ощущаешь удовлетворения? Не чувствуешь чистоты воздуха? Ты тут живой, а оно – нет!

– Оно – это время? – уточнил я.

– Естественно!

– Но время же не равнозначно часам или я ошибаюсь? – не сдержался я.

– Взялся мне тут еще поэт! – сердито поцокал языком Барон и сложил руки на груди. – С образным мышлением у нас совсем все плохо? Не зря ты, значит, жег блокнот, Адам, не зря… Ты только послушай эту тишину!

Я прислушался. Намного больше, чем окрыляющей, она казалась мне давящей, но я решил промолчать. Одной навязчивой ассоциации я, однако, скрыть не смог.

– А вам не напоминает это одного известного пирата? – хитро улыбнулся я.

– Кого-кого? – оторвался Барон от большого циферблата вокзальных часов. – Ах, этого… Во-первых, он выдуман. Во-вторых, на него тоже плевать.

Я не смог сдержать смеха.

– Ладно, – покосился на меня Барон. – Вижу, тебе пока до некоторых вещей все же надо еще расти. Вернемся сюда в другой раз. И я тебя еще научу ценить приданое.

– Приданое? – подавился я смехом.

– Ну, естественно, не в смысле женитьбы, упаси мироздание! – закатил глаза Барон. – Это я так пошутил.

Я неуверенно кивнул. Испугало меня отнюдь не представление о женитьбе, а очередной намек на то, во что я боялся даже начинать верить. Слишком высоко было бы падать в случае разочарования. Но не думать об этой возможности я определенно не мог.

Приобняв меня за плечи, Барон вывел меня с кладбища часов и запер дверь на ключ. За окном краски неба сгущались до сплошного черного, и только вода реки ловила свет фонарей и кораблей.

– Я спрашивал тебя уже раньше, но никак не среагировал на твой ответ, – перешел Барон на деловой лад. – Должно быть, ты был несколько озадачен моим поведением. Теперь я даже не буду тебя больше спрашивать. Я знаю, что ты голоден.

Только в этот момент я вспомнил, что действительно голоден до боли в животе, и положил на него ладони.

– Не бойся, я не отправлю тебя в твою безресторанную дыру без ужина, – повел Барон меня в коридор. – Тебе заказано место в лучшем… Нет, не могу сказать, что в лучшем, но для тебя наиболее эффектном ресторане Парижа.

– Для меня одного? – удивился я. – А как же вы?

– Ты мне льстишь, мальчик, – повернул он меня лицом к себе, когда мы остановились у моих пакетов. – Ты ценишь мое общество, и это многого стоит. Но я уверен, что теперь мне лучше избавить тебя от меня и моего многословия и дать, так сказать, осесть всей новой информации. В спокойных условиях.

– То есть в одиночестве?

– В одиночестве в располагающем к правильным мыслям месте, – поднял указательный палец Барон.

– И что же это за место?

– А еще ты должен научиться не задавать преждевременных вопросов, – внезапно Барона передернуло, как от вкуса лимона. – Вот оно снова, это чертово время. Тьфу! Ладно, бери свои вещи и спускайся. Внизу тебя уже ждет машина.