Возвращение блудного папы - Лина Филимонова

— Зачем вы его уронили? — обращается она к кому-то.

Наверное, к Кириллу.

— Вы что, деретесь? — снова спрашивает она.

— Мы играем, — говорю я.

И сажусь, отбрасывая стул в сторону.

— Когда мы на продленке так играем, нас ругают! — заявляет Соня.

Моя дочка.

— Тебе не больно? — спрашивает она.

Протягивает руку, касается моей щеки своей маленькой теплой ладошкой.

В носу предательски щиплет, в горле растет твердый ком… Нежные пальчики моей дочки пробили огромную дыру в сердце. Оно обливается слезами и, возможно, они сейчас прорвутся наружу.

— Соня, ты… — говорю я.

Внезапно на мой рот опускается ладонь Мышки. Они присела рядом и в прямом смысле слова заткнула меня. Она что, боится, что я скажу Соне правду?

— Ты, что ли, бьешь Алекса по губам? — звучит взволнованный и любопытный голос.

— Нет. Просто рот закрываю.

— Зачем?

— Чтобы муха не залетела, — говорю я сквозь ладонь Мышки.

— Нет тут никаких мух! — бурчит Соня. — Только стрекозы летают.

Мышка убирает ладонь от моего рта. Смотрит на меня умоляющим взглядом.

Да я не собирался вот так, без подготовки, обрушивать на ребенка новость! Я же понимаю, как это может ошеломить…

Соня окидывает взглядом всех взрослых, которые, оказывается, застыли в живописных позах и наблюдают за нами.

— Чего вы все на него злитесь? — внезапно спрашивает она. — Алекс хороший! Не надо его обижать.

И гладит меня по голове.

Ну, все.

Сейчас я точно разревусь.

— Никто его не обижает, — возражает Мышка.

— То комаров на нем убиваете, то мух ловите. То роняете его в траву!

— Мы больше не будем, — успокаивающе произносит Мышка. — Иди, поиграй с Машей и Захаром.

Соня убегает. Мышка встает.

Я запихиваю подступившие слезы обратно. Смотрю на нее снизу вверх.

— Прости меня, — говорю я.

Это все, что я могу сейчас из себя выдавить.

Она снова отводит глаза.

Я поднимаюсь. Не знаю, что делать, что говорить. Столько всего хочу сказать…

Давно не чувствовал себя таким отборным куском дерьма. Может, вообще никогда.

Хочу обнять Мышку, но не решаюсь.

Она одна воспитывала нашу дочь. Она никому ничего не сказала… Совершенно очевидно, что Кирилл и тетя Оля так же поражены, как и я.

Маринка, Олег, Лидия Викторовна — все они ошарашены. И все молчат. Смотрят на меня, как на преступника.

Мне хочется как-то оправдаться, но я не нахожу слов. Я не могу говорить. Думать мне сейчас тоже сложно.

Только одно я сейчас могу делать — неотрывно смотреть на Соню.

Она висит на турнике вниз головой, волосы свесились вниз, она похожа на чудо-юдо. Чудо-юдо с такими же глазами, как у меня. Как я этого сразу не заметил? А ведь мне казалось, что в ее лице есть что-то знакомое. Но я решил, что она похожа на Мышку. Оказывается, она похожа на мое отражение в зеркале.

— Пока ничего ей не говори, — произносит Мышка.

— Почему ты мне ничего не сказала? — снова вырывается у меня.

— Я не уверена, что тебе это нужно. Что ты готов.

— Как ты могла за меня решить?

Мышка смотрит на меня угрюмо. Между бровей залегла складка, которая делает ее очень взрослой.

Моя маленькая Мышка! Что я с тобой сделал? Поддался порыву, не прогнал тебя в ту ночь…

Та ночь перевернула всю твою жизнь. А я даже не знал!

Светлана

Если не считать Алекса, то самой потрясенной выглядела мама. Она долгих несколько минут просто смотрела на меня. Молча. И, кажется, в ее взгляде, кроме изумления, был упрек.

Да, я не сказала ей.

Не открыла свою самую главную тайну.

Хотя у нас с ней очень близкие отношения, хотя она с самого начала меня поддержала и не сказала ни слова упрека. Она, как никто, заслуживала правду. Но я предпочла придумать удобную ложь…

Кирилл… он взбесился. Ярость — вот что он испытывал, переводя взгляд с меня на Алекса и обратно. Я видела, как его кулаки сжимались, как четче проступали скулы — у него всегда лицо меняется от злости.

Олег смотрел на меня с любопытством. Ну да, он же не знает всей истории. Он меня в первый раз видит. И ему любопытно, что за дурочка родила ребенка от его шурина и молчала об этом семь лет.

Лидия Викторовна сидела, качала головой и всем своим видом как бы говорила: ну вы, молодежь, даете! Совсем от рук отбились. В наше время такого не было…

И только Марина выглядела радостной. Удивленной, но радостной. Для нее эта новость точно из разряда хороших. Она рада, что у нее теперь есть племянница. И, кажется, не понимает, насколько все сложно.

Потом они все начали говорить. А я замолчала. Не ответила ни на один вопрос. Не прокомментировала ни одного высказывания.

Мне было не до этого.

Я напряженно ждала, как поведет себя Алекс, когда до него окончательно дойдет.

Он задал мне только один вопрос:

— Почему ты мне ничего не сказала?

Как будто непонятно!

Тогда, семь лет назад, когда я узнала о беременности — у меня просто не было такой возможности. И я помнила его слова: “У меня опасная профессия, я не могу себя ничем и никем связывать”. Не знаю, может, он тогда по-мальчишески рисовался. Но я восприняла его слова абсолютно серьезно.

Я была наивной девчонкой!

А сейчас… да что говорить про сейчас! Еще полчаса назад он мне втирал, что собирается уехать, и что не готов ни к чему серьезному.

А теперь меня же и обвиняет!

— Как ты могла за меня решить? — спрашивает он.

— Я решила за себя! — почти кричу я. — Я хотела этого ребенка. Я была готова ко всем трудностям. Хотя тогда я не знала, что будет так…

— Как?

Алекс смотрит на меня напряженно. В его глазах… не знаю, жалость, что ли? Думает, я такая бедная и несчастная, мучилась столько лет… Он ничего не понимает!

— Ты не представляешь, какое это счастье, — выпаливаю я.

Он снова удивленно моргает глазами.

Видимо, ожидал совсем другого. Думал, я сейчас начну жаловаться на свою непростую жизнь. Не начну!

Не дождешься!

— Счастье? — переспрашивает он.