Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По - Гарольд Шехтер

– По своему опыту могу сказать, что растительные мази доктора Фаррагута годятся в любых случаях, – сказал я. – Не сомневаюсь, что и этот бальзам окажется крайне эффективным.

– Надеюсь, вы правы, мистер. Дошло до того, что собственная жена не хочет со мной за один стол садиться. Ладно, удачи вам обоим.

Отвязав поводья, он сел на своего скакуна и, снова приподняв шляпу, рысцой поскакал по Лексингтон-роуд.

Не успел он скрыться из виду, как нас оглушил рокочущий голос, раздавшийся где-то неподалеку:

– Известно ли вам, что самые первые составленные мною лекарства предназначались для лечения укусов насекомых и сыпи? Так что, можно сказать, начинал я на голом месте.

Обернувшись к дому, мы увидели в обрамлении окна человека, в котором я признал самого доктора Фаррагута. Сидя рядом с открытой створкой, через которую явно был слышен наш разговор с мистером Уинслоу, он был виден только до плеч.

– Прошу в дом, друзья мои, – сказал он, вставая с кресла. – Я вам открою.

Взяв Сестричку за руку, я подвел ее к дому. Когда мы поднимались по ступеням крыльца, зеленого цвета дверь широко распахнулась и в дверном проеме возникла особа, с которой теперь были связаны все мои надежды на выздоровление жены.

При первом же взгляде на доктора я значительно приободрился. По всему, что я слышал о докторе Фаррагуте, я знал, что ему уже к семидесяти. Однако стоявший перед нами мужчина был крепок как дуб, на вид ему можно было дать на двадцать – да куда там, на тридцать! – лет меньше. Ростом он был примерно пять футов десять дюймов, широкоплечий, с прямой осанкой и исключительно пропорционально сложенный. Густые и блестящие, белые как снег волосы львиной гривой ниспадали на плечи. Широкий лоб мыслителя и тяжелый, выступающий подбородок – все указывало на недюжинные умственные способности. Лицо его положительно светилось здоровьем, а ясные голубые глаза излучали ум и душевную теплоту. Одним словом, он являл собой пример столь неувядаемого здоровья, что вполне мог бы служить ходячей рекламой своих ботанических снадобий.

– Мистер и миссис По, я полагаю, – сказал он с улыбкой, которая заставила морщинки разбежаться от уголков глаз. – Очень рад. Входите, входите.

Проведя нас в гостиную, доктор Фаррагут предложил нам сесть на набитый конским волосом диван, а сам опустился в стоявшее напротив кресло с высокой спинкой. Аккуратно и просто обставленная комната была очень светлой – солнце беспрепятственно лилось в окна, на подоконниках рядком стояли глиняные горшочки с цветущими растениями. Гравюры в рамках, изображавшие сцены из Святого писания, однако преимущественно – на ботанические темы, висели на трех стенах. Четвертую полностью занимал книжный шкаф красного дерева. На полках теснились тома, многие из которых, судя по потемневшим от времени корешкам, были весьма почтенного возраста.

– Так, так, так, сколь же приятно видеть вас обоих, – сказал доктор Фаррагут, громко хлопнув в ладоши. – Я ждал вас вчера, но, конечно, услышав об ужасных событиях в Бостоне, понял, что вы задержитесь. Чудовищно! Слава Богу, мистер По, вы оказались здесь и помогли раскрыть дело. Думаю, ваш мсье Дюпен не справился бы лучше.

– Признателен за ваше явное знакомство с моими рассказами-рассуждениями, – ответил я, – однако я не претендую на более важную роль в раскрытии этого трагического дела, чем того заслуживаю. – Это утверждение было продиктовано не столько ложной скромностью, сколько жгучими сомнениями, которые я продолжал испытывать относительно виновности Мак-Магона.

– Вздор! – воскликнул доктор. – Убийца бедной девушки до сих пор разгуливал бы на свободе, если бы не вы. Я знаю, какую роль вы сыграли, мистер По, читал в газетах. Образцовое расследование. И учтите, я говорю как человек, которому тоже не чужда следовательская жилка, врач должен сам быть чуточку детективом, понимаете, ведь речь идет о мельчайших деталях, поиске ключей к разгадке, правильных выводах.

Тут он обратил ясные голубые глаза на Сестричку и, окинув мгновенным изучающим взглядом ее лицо, сказал:

– Возьмем хотя бы вас, дорогая. Для наметанного глаза признаки вашего состояния налицо.

– О доктор Фаррагут! – воскликнула моя дорогая жена. – Неужели дела обстоят так плохо?

Не совсем, дитя мое, не совсем. Напротив. Я весьма ободрен тем, что вижу. Конечно, я смогу сказать куда больше после осмотра. Тем не менее одно могу сказать наверняка: вы правильно сделали, что обратились ко мне за помощью. А теперь прошу, – продолжил он, вставая.

Взяв протянутую ей руку доктора, Сестричка поднялась с дивана, я встал рядом с ней.

– Сидите, сидите, мистер По, – сказал доктор. – Вам лучше побыть здесь. Осмотр займет не более двадцати, двадцати пяти минут. Самое большее – полчаса. Если угодно, можете пока почитать. Вы найдете здесь для себя массу интересного.

Когда доктор выводил Сестричку из гостиной, взгляд его задержался на одном из домашних растений, заполонивших подоконники. Остановившись, он взял горшочек и, внимательно его изучив, заключил:

– Бедняга… похоже, ты слегка зачах. Боюсь, это по моей небрежности. Напомните обязательно, чтобы я полил его, когда закончу с вашей женой. Надеюсь, нет ничего странного в том, что доктор ботанических наук не надышится на свои растения?

Я уже заподозрил – по предыдущему двусмысленному замечанию насчет «голого места», – что доктор Фаррагут принадлежит к тому типу людей, которые видят в подобных вымученных каламбурах верх остроумия. Вот и теперь он выжидательно глядел на меня – какова будет моя реакция. Не желая разочаровывать его, я изобразил более или менее убедительную ухмылку.

Добродушно мне подмигнув, словно чтобы сказать: «Я знаю, мои шутки не очень смешны, но я обожаю шутить и ценю ваши усилия сделать мне приятное», – доктор исчез с Сестричкой в главном коридоре дома.

Когда они скрылись из виду, я подвел итог своего отношения к доктору. В общем он произвел на меня в высшей степени благоприятное впечатление. Помимо бросающегося в глаза физического здоровья, столь необычного для человека его лет, он излучал осязаемую ауру отеческой заботы, умственной прозорливости и профессиональной компетентности. Даже его каламбуры, гораздо более достойные понимающего перемигивания, чем улыбки, свидетельствовали о необычайной интеллектуальной гибкости. Приободрила меня и его оптимистическая оценка состояния Сестрички.

Однако я понимал, что эта оценка основывалась на крайне беглом осмотре моей дорогой жены и окончательный диагноз будет зависеть от предстоящего обследования. Теперь мне оставалось только ждать – обстоятельство, которое не могло не повергнуть меня в состояние невообразимого беспокойства, сходного с тем, какое должен испытывать обвиняемый, пока суд выносит приговор, который решит его судьбу.

Чтобы отвлечься и как-то скоротать мучительное ожидание, я решил воспользоваться советом доктора и полистать одну из его книг. Подойдя к массивному шкафу, я обвел взглядом расставленные на полках тома. Большинство из них, как можно было предположить, касалось медицины и анатомии, тут были и «Англосаксонское знахарство» Ганна, и «Домашний врач» Эвалла, и «Научный метод рационального исцеления» Ханеманна, и «Систематический трактат о заболеваниях Северной Америки» Дрейка. Многие книги были посвящены теме лекарственных растений. В их число, разумеется, входило и несколько монографий, принадлежавших перу самого доктора Сэмюеля Томсона, на чьих теориях основывалась практика доктора Фаррагута, равно как и прочие редкие и любопытные книги. Среди последних были небольшое издание ин-октаво «Гербария» Апулея Платоника и экземпляр ин-кварто «Cause et Curae»[10]и средневекового духовника Хильдегарда фон Бингена.