Зеленая мартышка - Наталья Галкина

— По-моему, это проявление фашистской эстетики.

Интересно, что ту же самую фразу сказала мне про гламур одна двадцатилетняя упрямица много лет спустя.

— Я когда-то читала статьи Эжена Ионеско, — сказала Фламандка Женя, она была великая читательница, библиотекари от ее формуляра в восторг приходили, — у него одна из статей конца пятидесятых так и называется: «Фашизм победил». Он там упоминает экс-нациста, который презирает возраст, мудрость, культуру, а любит насилие, славу, сладострастие, обожает коллективные праздники, празднества желаний, вроде карнавала колбас и пива в Кёльне, утихающего под утро, оставляя на тротуаре мусор и несколько трупов. Культ силы, слащавости и жестокости. И подмена культуры иерархией техники, миром инженеров-недоучек.

— Такая обаятельная женщина такое читает… — вздохнул Виталий Северьянович.

И стала я проектировать, разрабатывать «крючок-захват со сложной геометрией схвата», как в патенте потом было обозначено. На столе моем прижились граненый стакан, яйцо с помидором, оловянная ложка; а капитан Катль, незримо возникая рядом, подбадривал меня, подмигивая и улыбаясь.

— Да-а-а… — сказал Мирович, рассматривая стоящие рядком на столе мои гипсовые, восковые и пластилиновые «крючки-захваты», — насколько легче проектировать протез ноги! Насколько проще движения при ходьбе этой вашей пресловутой «геометрии схвата»…

— Вот не скажите, — отвечала я. — Идущий человек ведь не только параподии передвигает. Он делает наклоны в пояснице вперед-назад, разворачивается по кругу в тазобедренной плоскости, припрыгивает, покачивается, аки утица, я уж не говорю о перекате с носка на пятку, о тяготении к вышагиванию или к передвижению на полусогнутых, о выворотности, длине шага и прочих мелочах…

— Где это вы успели, Наталья Васильевна, всего этого нахвататься? — спросил Николаша. — В биомеханике время коротали?

— Ничуть не бывало. Нам все это в кружке рисования наш учитель Левин рассказывал, когда учил нас делать наброски ходящих.

— На самом деле безногому всего-то и надо, — сказал Орлов, — что не быть карликом среди великанов, вечным ребенком, не глядеть в людские колени, а на протезах на уровень человеческого роста подняться и жить лицом к лицу со всеми.

На выставке фотографа Бориса Смелова увидела я позже фотографию безногого на маленькой каталке с колесиками под названием «Короткая тень». Жить лицом к лицу со всеми, не быть существом с короткой тенью, для которого всегда полдень, всюду экватор, а нещадное солнце вечно в зените да головушку печет.

Внезапные посещения. — Еще о балеринах.

В число привычек директора входили внезапные посещения подразделений вверенного ему института, такие краткие ревизии, мелкие проверки, любопытствования отчасти: а что это вы безнадзорно делаете? чувствуете ли вы недреманое око мое? Посещения имели целью, с одной стороны, держать подчиненных в готовности претерпеть визит начальства и, с другой стороны, подавать подчиненным знак: вы мне интересны, и работа ваша не отчуждена от попечения моего.

Однажды зашел он к мастерице по шитью костюмов. Все было на месте: оба манекена, безрукие, безголовые он и она, дизайнерская вешалка, пиджак и пижама; не было только отлучившейся хозяйки.

Лампа на столе была зажжена, одна книга закрыта, другая раскрыта. Он заглянул в раскрытую, бессознательно выхватил из текста слово «балерина» и прочитал: «Гумилев сразу поверил, переменил настроение, и мы весело пошли смотреть балерин, которых привез для балетных номеров Фокин».

Отрывок очень понравился директору, он ощутил дополнительную волну доверия к портнихе и задумчиво пошел посещать группу Лосенко.

С этого дня почувствовал он глубокую симпатию к Гумилеву, не стеснялся называть его любимым поэтом, не читая, и только слегка жалел, что так и не выяснил, как прошел просмотр балерин и чьи мемуары содержали столь близкий его сердцу эпизод.

Он так никогда и не узнал, что заглянул в воспоминания Сергея Ауслендера; конечно, он бы расстроился, узнав, что вместо подробного отчета о балеринах в тексте следовала лакуна в виде знака […]. Осталось для него неизвестным и то, что среди малоодетых босоножек Фокина была Ольга Высотская, с которой у Гумилева через два года последовало новое знакомство-bis, закончившееся романом, разрывом и рождением сына Ореста; сына волею судеб поэту увидеть было не суждено.

«Скоро и по мне будет музыка играть»: бравурные звуки. — Главный Канализатор. — Выясняется, куда и зачем бежали Болотов и Мирович с детьми на руках. — «Я, сказал он, замуж выйду». — Черви, опарыши, мотыль.

Солнце сияло, стоящая против света Жерехова занималась формовкою, фламандским золотом полнилась рубенсовская корона ее волос. Я включила радио. Бравурные звуки залили комнату; предчувствие попсы? самба? неведомая тем временам сальса? некое попурри из всех опереток и латиноамериканских карнавалов?

— Что это за хрень в эфире? — спросила я.

— Директор оперирует, — отвечала Жерехова.

Вот что означала фраза Мальчика: «Скоро и по мне будет музыка играть!»

— Он еще в семидесятом году, — сказал Николаша, — где-то вычитал, что если женщин оперировать под нежную музыку, они быстрее поправляются, раньше встают и страхами да комплексами после больнички не страдают.

— Именно женщин? — спросил Орлов. — С мужчинами все не так? Или речь шла о гинекологическом отделении?

— А под какую именно музыку? — поинтересовалась я.

— Да откуда я знаю? — пожала плечами Женя.

— Нет, надо же! А впоследствии при звуках этого музона им не кажется, что их режут?

— Я так понял, — подал реплику со двора появившийся в окне Мирович, — больной должен быть в наушниках и под наркозом. Не уверен, что хирург, ассистенты и сестры непременно обязаны наслаждаться гармоническими октавами.

— Да, да! Ваша правда! — воскликнул Орлов. — Доктор увлечется, отвлечется, не то оттяпает и не туда пришьет.

— Музыка разве свой ритм не навязывает? — спросила я. — Раз-два-три, раз-два-три, под музыку хорошо на швейной машинке строчить.

— Ну, почему? — в окне рядом с Мировичем появился курящий Болотов. — Ногу пилить спроста. Да выключите вы радио! Сил нет слушать! Небось наш Главный Канализатор оперирует.

— Кто? — спросил Орлов?

Директора называли Главным Канализатором, он придумал операцию с проделыванием канала в одной из мышц плеча или надплечья, то было его открытие, новая методика, в канал встраивался датчик для управления биомеханическим протезом.

— Личное изобретение.

— А в результате?..

— В результате? — Болотов со злостью швырнул неповинную сигарету в невинную альпийскую горку, заложенную по указанию директора и незавершенную нерадивыми сотрудниками. — Послеоперационные осложнения, грязь, попадающая в канал при эксплуатации протеза, ну и так далее. Женя, ты помнишь Эллу? девчонку из Нежина без двух рук? Он ей и там, и там каналы провертел, потом она опять пришла, рыдала, я оперировал, пластику делал, вы протезы переделывали. Сама ведь, дурочка, согласилась на эксперимент, бумагу подписала.