Она не принцесса - Лора Ли Гурк

Он пытался заполнить каждый час работой, выполнением своих обязанностей, но в этот день Йен обнаружил, что у него свободный вечер. Как ему сообщили, испанский министр простудился. Обед с ним отменили, и Йен вернулся на Портмен-сквер довольно рано. Дома никого не было. Дилан, Грейс и мисс Валенти были на празднике на воде, который устраивали Треморы на Темзе.

Йен отдал слуге плащ и шляпу, а затем поднялся вверх в библиотеку и попытался заняться работой. У дипломата всегда скапливается масса корреспонденции, и Йен несколько часов старался разобраться с ней, но все не ладилось. Он не переставал бросать взгляды на бильярдный стол, стоявший в другом конце комнаты.

Единственным объяснением того, что она xoчет, чтобы он научил ее играть в бильярд, был его отказ, а также и то, что она была кокеткой, которая пользуется своим совершенным телом, чтобы мучить мужчин, черт знает зачем.

Йен заставил себя сосредоточиться на работе, но как только ему удалось направить свои мысли на содержание письма, которое он составлял, его отвлек голос той самой персоны, о которой он все эти дни пытался забыть.

– Вам никто не говорил, что вы слишком много работаете?

Он не поднял головы.

– Добрый вечер, мисс Валенти, – сказал он, продолжая писать. – Вам понравился праздник герцогини?

– Да, я люблю яхты.

– Рад это слышать. Дилан и Грейс вернулись вместе с вами?

– Да, но только завезли меня домой. – Она вошла в библиотеку и закрыла за собой дверь. – Они снова уехали куда-то в гости.

– А вы не пожелали отправиться с ними?

– Нет. Леди Сара была тоже приглашена, а я не люблю ее.

– Леди Сару часто приглашают. Даже если вы не желаете выходить замуж за лорда Блэра, вы не сможете вечно избегать его кузину.

– Я знаю. – Помолчав, она сказала: – Сегодня вместе с лордом Хеем приехали его сестры. Вы были правы, сэр Йен. Он хороший человек, очень приятный.

При упоминании Хея Йен перестал писать и сжал в руке перо.

– Отлично, – сказал он и попытался продолжить сочинение письма, но уже не помнил, на чем остановился.

Он вернулся к последнему параграфу.

– И следовательно, сэр Джерваз, – пробормотал он и снова принялся писать.

Конечно, ей потребовалось прийти сюда для того, чтобы снова сидеть на его столе. Это уже становилось у нее привычкой, приводящей его в смятение. Он не мог работать, вдыхая аромат цветов яблони.

– Мисс Валенти, – сказал он, не отрываясь от работы, – не могли бы вы слезть с моего стола? Мне надо сослаться на письмо, на котором вы сидите.

Она не откликнулась на его просьбу. А только приподняла бедро, как бы предлагая Йену вытащить из-под него нужную бумагу. Он взглянул на нее, ожидая очередного кокетства, но ошибся. Она смотрела мимо него куда-то вдаль, было очевидно, что ее мысли где-то далеко. Йен потянул к себе письмо сэра Джерваза из Анатолии, но как он ни старался не коснуться ее, тыльная сторона ладони задела ткань ее платья, и жаркая волна пробежала по его телу. Словно обжегшись, он выдернул письмо.

Шелест бумаги, казалось, привлек ее внимание.

– Что вы пишете? – спросила она. – Или это секрет.

Его работа казалась довольно безопасной темой.

– Я сочиняю письмо сэру Джервазу Хамфри. Это посол, которого отправили в Константинополь на мое место, чтобы я мог приехать сюда, и он мне сообщил, что турки вызывают у него беспокойство. Поскольку я ранее имел с ними дело, он просит моего совета.

– И какой же совет вы ему даете?

– Я пишу ему, что запугивание турок не помогает. Я предлагаю ему, как дипломату, попробовать что-нибудь еще.

– Что же?

– Дипломатию.

Она рассмеялась.

– Вы не любите сэра Джерваза, не правда ли?

– Нет. – Йен поставил подпись и потянулся за песочной присыпкой. – Он глуп.

Пока он складывал и запечатывал письмо, она молчала. Но когда он отложил его в сторону и собирался взять другой лист бумаги, она продолжила разговор:

– Не будьте к нему слишком строги. Он пытается сравниться с вами, а это трудно для любого человека.

– Глупости.

– Это не глупости. Ваш брат, я думаю, чувствует это, ибо он моложе вас. Вы – хороший сын. Он – повеса. Поэтому вы не всегда ладите.

Йен обмакнул перо.

– Дилан – композитор. У него темперамент человека искусства. Мы смотрим на жизнь по-разному. – С этими словами он начал письмо шведскому принцу.

Его сдержанность нисколько ее не смутила.

– Это правда, вы оба как масло и вода, – согласилась она. – Он веселый. Вы скучный. Вы всегда были таким?

Он не согласился с такой характеристикой.

– Я не скучный, – возразил он. – Дилан всегда был бунтарем, делал все, что ему хотелось, и почему-то ему всегда сходило это с рук. Я никогда не мог позволить себе такой роскоши.

– Без сомнения, ваш отец ожидал от вас большего, ведь вы были старшим сыном. Это тяжелое бремя – оправдывать ожидания других.

Неожиданно ему на память пришло воспоминание о том прошедшем времени, и он перестал писать.

«Как ты мог опозорить семью таким провалом? Где твоя гордость? Где твоя честь перед именем твоей сестры? Господи, Йен, ты доводишь меня до отчаяния. Поверь мне».

– Это может быть бременем, – согласился он, слова снова звучали в его ушах.

Он отложил перо и откинулся на спинку стула.

– Я помню, один год в Кембридже я провалился на экзаменах, – услышал он собственные слова, – и разочарование во мне отца и его гнев от того, что я не проявил усердия в учебе, были очень велики; он не разговаривал со мной и не писал мне целый год.

– Целый год? Это жестокое наказание.

– Столько мне потребовалось, чтобы сдать все экзамены.

Лючия оперлась ладонями о стол и наклонилась над ним.

– А что мешало вам проявлять усердие в учебе? Азартные игры? Пьянство?

– Очень хорошенькая служанка.

– Не понимаю. Какая служанка?

Йен покачал головой, возвращаясь из прошлого.

– Это совсем не подходящая тема для разговора. Мне не следовало об этом говорить. – Он снова взялся за перо.

Она, конечно, не могла остаться без ответа.

– Вы говорите «хорошенькая». Значит, это была девушка. Она была вашей любовницей? – Когда он не ответил, она наклонилась, скользнув по крышке стола так, что почти уселась на письмо шведскому принцу. – Мне вы можете рассказать.

Он заерзал на стуле.

– Это было бы неуместно.

Лючия придвинулась ближе, чтобы видеть его лицо.