Голубая лагуна - Генри Де-Вер Стэкпул

непрерывной струей, а налетал бешеными порывами, придавая пальмам самые разнообразные позы отчаяния, а кто видел кокосовые пальмы в бурю, тот знает, как они выразительны под бичом вихря.

К счастью, дом был защищен от бури всей глубиной рощи; к счастью также, он прикрывался сверху густой листвой хлебных деревьев; ибо внезапно, с таким грохотом грома, как если бы Тор швырнул свой топор на землю, тучи рассеялись, и сверху, большой косой волной, ринулся ливень. Он с ревом обрушился на листву, сплотив ее в одну отлогую крышу, с которой вода хлынула непрерывным какскадом.

Дик вскочил в дом и сел рядом с Эммелиной, которая вся дрожала и прижимала к себе разбуженного громом ребенка.

Они просидели около часа, в то время как дождь то затихал, то усиливался, гром потрясал небо и землю, а над головой проносился ветер с пронзительным, однообразным криком.

И вдруг ветер спал, дождь прекратился, и за порогом упал бледный призрачный свет, подобный свету зари.

– Кончено! – сказал Дик, порываясь встать.

– О, послушай! – сказала Эммелина, прижимаясь к нему и прижимая к нему ребенка, как будто одно прикосновение его было для малютки защитой. Она предчувствовала, что приближается нечто худшее, чем буря.

Они молча прислушались к тишине. С другой стороны острова они услышали звук, похожий на гудение огромного волчка.

Это был центр приближающегося циклона.

Циклон – это кольцевой шторм: шторм в форме кольца. Это кольцо ураганов движется по океану с немыслимой скоростью и яростью, но в его центре царит покой.

Пока они слушали, звук усилился, заострился и превратился в звон, пронзивший барабанные перепонки: звук, который дрожал от спешки и скорости, нарастал, принося с собой треск и треск деревьев, и, наконец, оборвался над головой воплем, который оглушил мозг, как удар дубинки. Через секунду дом был снесен, и они цеплялись за корни хлебного дерева, оглохшие, ослепшие, полуживые.

Ужас и потрясение превратили их в испуганных животных, с единственным инстинктивным чувством самосохранения.

Как долго продолжался ад, они не знали, но вдруг, как буйный сумасшедший внезапно прекращает беснование и замирает без движения, ветер стих и воцарился мир. Над островом проходил центр циклона.

Вверху виднелось необычайное зрелище. Воздух был полон птиц, бабочек, насекомых, – все они висели в центре бури и путешествовали с нею вместе и под ее покровительством.

Хотя воздух был тих, как в летний полдень, однако, отовсюду: с севера, юга-востока и запада слышался вой вихря.

В этом было нечто потрясающее.

В буре человека так треплет ветер, что ему некогда думать. Но в мертвом центре циклона находишься в безусловной тишине; можно на досуге рассмотреть бедствие, как тигра в клетке, ужасаясь со стороны его свирепости.

Эммелина приподнялась, задыхаясь. Ребенок был невредим, вначале он заплакал от страха, но теперь казался безучастным, даже ошеломленным. Дик вышел из-под дерева и осмотрелся.

Циклон собрал на своем пути морских и земных птиц: белых чаек, черных альбатросов, бабочек, и все они казались замкнутым под огромным дрейфующим стеклянным куполом. Когда они проплыли мимо, как безвольные, погруженные в сон существа, с гулом и ревом юго-западный сектор циклона обрушился на остров, и весь ужас начался снова.

Он продолжался долгие часы. Наконец, к полночи ветер стих, а утром солнце встало на безоблачном небе, оно появилось в безоблачном небе без малейшего извинения за разрушения, причиненные его детьми ветрами. Оно осветило выкорчеванные деревья и трупы птиц, три жердочки на месте того, что когда-то было домом, бледно-сапфировую лагуну и вспененное море цвета зеленого стекла, с громом налетавшее на риф.

Глава XVII. Опустошенные леса

Сначала им показалось, что все их имущество погибло, но потом Дик, поискав, нашел под деревом старую пилу, а неподалеку от нее кухонный нож, как если бы они сговорились вместе бежать и потерпели неудачу.

Понемногу они начали находить и ещё кое-что из своего разбросанного имущества.

Остатки фланели были унесены циклоном и обмотаны вокруг и вокруг ствола тоненькой пальмы, так что ствол стал похож на весело забинтованную ногу. Коробка с рыболовными крючками была воткнута в середину печёного плода хлебного дерева, оба были подхвачены пальцами ветра и брошены на дерево; стаксель «Шенандоа» был на рифе, и на него был аккуратно положен кусок коралла, как будто для того, чтобы удержать. Что же касается люгерного паруса со шлюпки, то его больше никто не видел.

У циклона немалая доля юмора, если только уметь оценить его. Кроме главного круговорота вихря, имеются еще второстепенные течения, и каждое из них точно одушевлено отдельным лукавым духом.

Несколько раз эти коварные порывы ветра чуть не выхватили Ханна из рук Эммелины, и глубоко на дне души у нее затаилось убеждение, что вся буря только для того и затеяна, чтобы унести его в море.

Шлюпка уцелела благодаря тому, что первый же порыв вихря опрокинул ее и затопил в мелком месте. Но жалостно было смотреть на опустошение среди деревьев. Великолепные кокосовые пальмы лежали сломанные и раздавленные, как бы растоптанные гигантской ногой. Там и сям попадалось по несколько лиан, сплетенных в один толстый канат. В кокосовой роще нельзя было ступить, не наткнувшись на орех. Их тут валялось множество всяких размеров: большие, средние и совсем маленькие, размером с небольшое яблоко, ибо на одном и том же дереве бывают орехи разных величин.

Никогда не увидишь идеально прямую кокосовую пальму; все они более или менее наклонены; возможно, именно поэтому их так много гибнет во время циклона.

Хлебные деревья, когда-то такие красивые, также валялись разбитые и загубленные, и поперек пояса абрикосовых деревьев, поперек густых мест, легла широкая дорога, как если бы от края до края лагуны прошла целая армия с конницей, пехотой и артиллерией. От смятых лесов, как возносимый к небу фимиам, поднимался аромат разметанных цветов, мокрых от дождя листьев, истекающих соком, оборванных лиан, запах недавно сломанных деревьев – эссенция и сущность хлебного дерева, индейской смоковницы и пальмы.

На большой дороге, проложенной бурей, валялись крылья бабочек, перья, общипанные по краям листья, веточки, изломанные на крошечные кусочки.

Довольно сильный, чтобы распороть корабль, выкорчевать дерево, разорить город; довольно нежный, чтобы оборвать бабочкам крылья, – вот каков циклон.

Бродя по лесам с Диком, видя трупы больших деревьев и мелких пташек и вспоминая о тех птицах, которых вихрь на ее глазах унес в море, чтобы там утопить, Эммелина чувствовала, что у нее гора свалилась с плеч. Беда прошла и пощадила их с ребенком. Ей чувствовалось, что то, что мы называем роком, временно пресытилось. Вечный ее страх,