Омар Хайям. Гений, поэт, ученый - Гарольд Лэмб

Акроенос не отвечал, молча почесывая бороду. Омар не спускал глаз с заката, теперь напоминавшего пламя костра.

Но сын Сабаха лишь воспламенился от своей речи. Он верил в существование нового бога, недоступного человеческому пониманию. Все религии прошлого – это лишь следующие одна за другой ступеньки, ведущие к окончательному осмыслению. Каждая из них, так или иначе, просвещала человечество, проливая свет на непознанное. Так же происходило с шестью пророками – Адамом, Ноем, Авраамом и Моисеем, Иисусом и Мухаммадом. Придет время, никто не сможет сказать, когда появится седьмой пророк, и он-то и откроет окончательную истину.

– И как же, – невозмутимо спросил Акроенос, – его узнают?

– Его узнают, ибо в прошлом он был среди нас, пока не наступило его время. Он был седьмым имамом из рода Али и стал преемником души Али. Для одних он известен как седьмой имам, другие знают его как Закрытого Покрывалом. Какое имеет значение, под каким именем он известен? Главное – мы ждем его, сами того не подозревая. Он – Махди.

Солнечный диск окончательно пропал за серой стеной и крышами церквей священного города. Аркоенос тихо вздохнул.

– Махди, – повторил Хасан. – Он находился здесь, когда Моисей белой своей рукой, выпроставшейся из рукава, указывал людям путь. И он снова был здесь, когда Иисус бродил по этой земле. И он придет опять.

Послышались шаги. Один из китайских стрелков, дремавший, пока мудрецы вели свою беседу, нерешительно предупредил их, что пора возвращаться в лагерь. Хасан улыбнулся. Настроение его изменилось.

– Последнее слово всегда остается за солдатом, будь он римлянин или будь он турок.

Сумрак, воцарившийся над Оливковым холмом, надолго заполнил мысли Омара. Он уже успел вымыться и поужинать в своей палатке. Пока он размышлял, появился Акроенос, в сопровождении мальчика, который положил к ногам Палаточника сверток белого шелка.

– Небольшой подарок, – пояснил Акроенос, – в память о нашей встрече. Если только когда-нибудь торговец может помочь сиятельному господину…

– Что ты думаешь о Хасане?

Акроенос почесал свою седую бороду:

– Может, он и сумасшедший, но знает он больше любого из тех, кого мне довелось встречать. Многие верят в его предназначение. Слышал я сегодня, будто сиятельный господин ждет каких-то известий… о том шепнули мне слово в караван-сарае.

– Да, ты прав.

– Сказывали мне, будто бы несколько месяцев назад некий Абу'л Заид, торговец тканями из Мешхеда, который взял себе новую жену в Нишапуре…

Торговец вопросительно взглянул на Омара.

– И что он?

– Он прожил недолго в Алеппо, а затем отправился на север. С тех пор прошло уже несколько месяцев.

Омар глубоко вздохнул. По крайней мере, Ясми жила какое-то время в Алеппо, и он сумеет найти хоть какой-то ее след.

– Ты принес мне два подарка, – степенно произнес он. – А что бы ты хотел принять из моих рук?

– Для себя – ничего. – Акроенос поколебался, но продолжил: – Будь добр в своих мыслях к Хасану, который мог бы стать тебе другом. Может настать такое время, когда он протянет руку мольбы к подолу твоего великодушия.

Когда торговец, попрощавшись и откланявшись, произнес свой последний «салям», смутное воспоминание мелькнуло в мозгу Омара. Подойдя к ящику, где хранились письма Низама, он вытащил оттуда одно из них и внимательно перечитал. Там содержалось предостережение против новой секты мулахидов, нечестивцев.

«Они проповедуют, – писал визирь, – грядущий приход нового Махди, который свергнет троны царей и законы ислама, и они утверждают, будто их религия станет седьмой и последней в нашем мире. Они придумали тайные моления для последователей некоего проклятого, кто величает себя Закрытым Покрывалом из Хорасана. Эти еретики надевают белые одеяния, когда читают свои гнусные лживые проповеди и вещают столь же гнусные измышления».

Омар кинул взгляд на сверток белого шелка и усмехнулся. Несомненно, Низам бросил бы его в огонь в приступе своего праведного гнева, но он, Омар, предпочел бы заказать себе из него плащ.

Место для омовения у здания мечети Джами в Алеппо, где собирались дервиши. Перед началом вечерней молитвы

Завернувшись в шерстяные одежды, они сидели у самой воды, шесть дервишей и один горбун в лохмотьях. Опершись на посох, горбун протягивал скрюченные руки к прохожим, проходившим мимо под шелест своих одежд с полными седельными сумками или коробками. Закутанные в паранджу женщины разговаривали, на ходу обсуждая покупки. Девочки, спотыкаясь, тащили младших братьев на своих худеньких спинах. Богатый араб, взгромоздившись верхом на мула с колокольчиком, пересчитывал монеты, перекладывая их из одной руки в другую.

– Несчастный, – завопил горбун, – несчастный взывает к милосердию! Подайте… подайте именем Всевышнего.

– Пошел вон, завывала! – пробурчал араб, пряча монеты в толстый кошелек и убирая его в пояс.

– О, будьте милосердны! Подайте, именем Аллаха, больному.

– Тогда иди к мечети, – пробормотал мулла, подол одежды которого впитал грязь.

– Я не себе, другому, он голоден.

Мулла ушел, но рядом остановилась женщина, роясь в сумке, которую несла.

– Вот, – прошептала она, вытаскивая ковригу хлеба, – ведь это для святого дервиша, который страдает за нас так сильно? – Женщина была уверена, что все дервиши оплакивают грехи человеческие.

– Это – для того, – согласился калека, принимая хлеб, – кто плачет кровавыми слезами.

Верхом на чистокровном скакуне, в облачении дворцовой одежды, дорогой и тяжелой благодаря серебряной нити, пропущенной по всей ткани, Омар Палаточник проезжал мимо, возвращаясь со своей встречи с султаном.

– О господин! – закричал горбун, рванувшись вперед. Его пальцы дрожали, когда он ухватился за стремя. – Стойте. Вот уже два года и десять лун, как я ищу вашу милость.

Вглядевшись в беспокойное лицо, Омар вспомнил шута прежнего султана, который плакал над отражением луны, утонувшим в водоеме.

– Джафарак! – воскликнул он, озадаченный нарядом горбуна и отсутствием белого осла. – Привет тебе, Джафарак, вижу, ты теперь водишь компанию с нищими и дервишами? Почему ты не послал мне весточку?

– Не послал? И это говоришь мне ты, после того как я принес серебряный браслет тебе домой, а потом, возвратившись в Алеппо, ждал, между тем как луна сменяла луну. Сначала она была более сильной и порой даже смеялась. Я отвел бы ее к тебе домой, но разве шут может путешествовать с красивой девушкой по нашим дорогам? У нас совсем не было денег, но она с надеждой повторяла мне, что вы непременно приедете. Неужели ты забыл Ясми?

Омар схватил его за исхудавшую руку:

– Она здесь, сейчас?