В доме веселья - Эдит Уортон

Миссис Пенистон сделала паузу, а затем продолжила свои рассуждения, но теперь они адресовались не мебели, а племяннице:

— Корнелия Ван Олстин страшно удивлена, она слышала, что это ты собиралась замуж за молодого Грайса. Она видела Уизерэллов после того, как вы все были в Белломонте, и Алиса Уизерэлл не сомневалась, что вы помолвлены. Она сказала, что мистер Грайс однажды утром выскочил как ошпаренный, и все решили, что он помчался в город за кольцом.

Лили встала и пошла к двери.

— Я действительно устала, и мне лучше бы поспать, — сказала она, и миссис Пенистон, внезапно поразившись открытию, что мольберт, поддерживающий выполненный пастелью портрет усопшего мистера Пенистона, не стоит абсолютно параллельно дивану, подставила рассеянное чело для поцелуя.

У себя в комнате Лили зажгла газовый обогреватель и уставилась на его решетку, отполированную столь же тщательно, как и решетка в гостиной, но здесь, по крайней мере, она могла сжечь некоторые письма с меньшим риском навлечь на себя неодобрение тети. Она не выказала намерения сделать это немедленно, а, упав в кресло, устало огляделась. Ее комната, большая и удобно обставленная, вызывала зависть и восхищение бедной Грейс Степни, живущей в пансионе, но сильно отличалась от нежных тонов и роскоши гостевых спален, где Лили провела так много времени, и казалась по-тюремному сумрачной. Монументальный шкаф и кровать черного ореха откочевали сюда из спальни мистера Пенистона, а пурпурные обои с пастушками и овечками — мода, любезная в начале шестидесятых годов, — были увешаны огромными гравюрами с эпизодами из жизни знаменитостей. Лили попыталась смягчить сей неприглядный фон несколькими легкомысленными штрихами в виде резного трельяжа и увенчанного фотографиями крашеного столика, но тщетность усилий этих поразила ее, когда она оглядела комнату. Какой контраст с тонким изяществом воображаемой квартиры, которая должна превзойти немыслимую роскошь обстановки ее друзей всем тонким художественным вкусом, возвышающим ее над своим окружением! Ее квартиры, где каждый оттенок или линия сплетутся, чтобы подчеркнуть ее собственную красоту и развлечь на досуге! И снова чувство, обычно преследующее ее при виде физического уродства, усилилось за счет депрессии, так что каждая деталь оскорбительной обстановки, казалось, обнажила свои самые агрессивные стороны.

Тетушка не сказала ничего нового, но слова ее вызвали видение Берты Дорсет, улыбающейся, захваленной, победоносной и выставляющей ее, Лили, на посмешище в их тесном кругу, где понимали любые намеки. Мысль о насмешках причинила больше боли, чем остальные. Лили знала до тонкостей этот жаргон намеков, который способен содрать кожу со своих жертв без единой капли крови. Вспомнив унижение, она встала и, покрасневшая, собрала письма. Она больше не собиралась избавляться от них, благородное намерение было уничтожено мгновенной ржавчиной слов миссис Пенистон.

Лили подошла к столу, зажгла свечу, завязала и запечатала пакет воском. Потом открыла шкаф, вытащила вализу и спрятала в нее письма. И, пряча их, она подумала с иронией, что в долгу перед Гасом Тренором за возможность этой покупки.

Монотонно тянулись осенние дни. Получив одну или две записочки от Джуди Тренор, укорявших ее в том, что Лили совсем забросила Белломонт, мисс Барт ответила на них уклончиво, ссылаясь на обязательства перед тетушкой. На самом же деле ее тяготило уединенное существование в доме миссис Пенистон, и лишь азартная трата недавно свалившихся на нее денег скрашивала уныние.

В жизни Лили деньги всегда исчезали так же стремительно, как и появлялись, и какие бы она ни пыталась культивировать теории о том, что благоразумнее было бы откладывать часть прибыли, она не обладала счастливой способностью предвидеть риск остаться ни с чем. Она испытывала глубокое удовлетворение оттого, что по крайней мере несколько месяцев не будет зависеть от щедрости друзей и ничей пронизывающий взгляд не заметит в ее платье остатки прежней роскоши Джуди Тренор. То, что деньги избавили Лили на время от всех мелких обязательств, притупило ощущение, будто они являют собой гораздо большее, и, поскольку она никогда прежде не держала в руках такой крупной суммы и не знала, как следует ею распорядиться, Лили с упоением предавалась радостям мотовства.

Однажды, выходя из магазина, где она битый час изучала чрезвычайно затейливое устройство элегантного несессера, Лили столкнулась с мисс Фариш, которая пришла в сие заведение с более скромной целью — сдать часы в починку. Лили чувствовала себя необычайно добродетельной девушкой. Она решилась отложить покупку несессера до получения счета за новое манто, и этот поступок подарил ей ощущение, что она стала намного богаче, чем до прихода в магазин. В этом приподнятом состоянии духа она была настроена на доброжелательное отношение к другим, и ее глубоко поразило уныние подруги.

Как выяснилось, мисс Фариш только что вышла с заседания благотворительного комитета, на которое она возлагала большие надежды. Речь шла о том, чтобы поддержать устройство удобного пансиона с читальным залом и прочими скромными развлечениями, где молодые работницы, которые трудятся в центре города, могли найти место для проживания и достойного отдыха, однако финансовый отчет за первый год представил такой мизерный баланс, что мисс Фариш, убежденная в срочности этого дела, была сильно расстроена тем, какой незначительный интерес оно вызвало. Чужая нужда мало беспокоила Лили, и все усилия подруги на стезе благотворительности вызывали в ней только скуку, однако сегодня ее легковозбудимое воображение поразил контраст между ее собственным положением и состоянием тех, о ком заботилась Герти. Это были такие же девушки, как и она, некоторые, возможно, были хороши собой и так же не лишены способности тонко чувствовать. Она представила себя на их месте, ведущей жизнь, в которой успех казался столь ничтожным, что не отличался от провала, и сердце ее сострадательно дрогнуло. Деньги на покупку изящного несессера все еще были при ней, поэтому она достала свой крошечный золотой кошелек и положила щедрую часть их в руку мисс Фариш.

Удовлетворению, которое принес этот поступок, позавидовал бы самый пылкий моралист. Лили ощутила интерес к себе как к личности, способной на бескорыстную щедрость, — никогда прежде ей не приходило в голову, что можно совершать добрые дела с помощью столь желанного для нее богатства, но теперь видение грядущей филантропической щедрости раздвинуло перед ней горизонты. И даже более того, какая-то непостижимая логика внушала ей, что этот минутный всплеск великодушия искупал все предыдущие безумные траты и оправдывал все, что она еще может позволить себе потом. Удивление и благодарности мисс Фариш только подтвердили это, и Лили рассталась с подругой, переполненная ощущением собственной значительности, которое она ошибочно приняла за плоды альтруизма.

В этот раз ее очень взбодрило приглашение провести неделю после Дня благодарения в адирондакском горном лагере. Это приглашение было из тех, которые год назад не вызвали бы у нее особого энтузиазма, потому что мероприятие, хотя и было организовано миссис Фишер, официально устраивалось некой дамой сомнительного происхождения и неукротимых социальных амбиций, знакомства с которой Лили до сих пор избегала. Однако теперь она была склонна разделить точку зрения миссис Фишер, что не важно, кто устраивает вечер, если все сделано как следует, а делать все как следует (под мудрым руководством) миссис Веллингтон Брай умела как никто. Эта леди, почтенный супруг коей на бирже и в спортивных кругах был известен как Велли Брай, уже пожертвовала одним мужем и всякими прочими мелочами ради страстного стремления наверх, и ей хватило соображения намертво вцепиться в Керри Фишер и довериться ее умению и мудрости. Посему все было сделано по высшему разряду, ибо щедрость миссис Фишер безгранична, если ей не приходится тратить собственные деньги, и, как сказала она однажды своей подопечной, хороший повар — наилучшая визитная карточка для высшего общества. Если компания и не была такой же изысканной, как кухня, то, по крайней мере, самолюбие четы Брай тешилось тем, что светская хроника впервые упомянула их имена рядом с парой-тройкой имен весьма значительных, первым среди которых было, конечно же, имя мисс Барт. Эта юная леди удостоилась особого отношения со стороны хозяйки и сочла подобные знаки внимания приемлемыми, невзирая на их источник. Восхищение миссис Брай было зеркалом, в котором утраченное самодовольство Лили снова обрело очертания. Ни одно насекомое не подвешивает гнездо на ниточках столь же немощных, как те, что несут на себе тяжесть человеческого тщеславия, и чувство собственной важности для низших возродило в душе Лили приятное осознание своего могущества. Если эти люди ходят перед ней на задних лапках, это доказывает, что она все еще заметная фигура в том мире, о котором они мечтают, и она не смогла отказать себе в сомнительном удовольствии ослепить их изысканной красотой и упрочить их смутное предположение, будто она — существо высшее.