Русский вечер - Нина Матвеевна Соротокина

превратить в мумию. Потом стены, а может быть, горы начали рушиться, и она уже мчится по пустой улице от настигающей ее лавы. Тупик, все, дальше хода нет. Она прижалась к глухой стене и тут сообразила, что надо делать.

Решение подсказала ей смерть Генки Рейтера. Жалко, конечно, жил человек и помер. Но она от этого только выиграла. Генка был коварен, от него всегда можно было ожидать удара под дых.

Понедельник — день рабочий. Елизавета Петровна отбыла в свою библиотеку, Желтков принял дежурство около телефона. По дороге на службу Яна позвонила Сержио Альберти. Он откликнулся сразу же — вежливый, влюбленный.

— Яна, как хорошо! Куда мы вечером пойдем?

— Не вечером, а сейчас. Мне нужно встретиться с вами немедленно для очень важного разговора.

— Какое место подойдет для этого разговора?

— Такое, где нас не могли бы подслушать. Меня устраивает любая скамейка на бульваре.

— Не надо скамейку… — и он назвал ресторан, который Яна не знала. — Вам понравится.

Ресторан назывался то ли «Дега», то ли «Бега» и был совершенно спрятан от мира старой дворянской усадьбой. В главном барском доме размещался собес. От него шла узкая, короткая тополиная аллея. Она упиралась в бывший каретный сарай, который для своих цеховых нужд приспособили художники, и только за ним в одноэтажном флигельке обосновался искомый ресторан. Он тоже принадлежал художникам, об этом говорили разнообразные авангардистские полотна, украшавшие стены.

Вывеска гласила, что днем ресторан работает как кафе, но очевидное снижение цен не собрало посетителей. Зал был пуст. Только за стойкой в обществе висящих вниз головой чистейших бокалов скучал бармен да у входа два охранника смотрели по телевизору футбол. Видно, итальянца здесь знали, во всяком случае, никто не стал приставать со словами «чего изволите?». С одной стороны, так и должно быть, но с другой, в подобном обращении есть прямой намек — или заказывайте что-нибудь, или катитесь на все четыре стороны, у нас тут за просто так стулья не просиживают.

Потолки низкие, окна глубокие, полумрак, уютно. «Вот здесь он меня и прихлопнет», — ни к селу ни к городу подумала Яна. Сели за дальний столик. Начала она очень решительно, но разговор потек совсем не в том направлении, на которое рассчитывала Яна.

— Я пришла сдаваться. Я не знаю, кто вы, но согласна заплатить вам любой информацией, чтобы вы немедленно освободили мою тетку, вернее внучатую бабку, из лап ваших головорезов.

— Так тетку или бабушку? — спросил Сержио с намеком на улыбку. — Или обеих вместе? Только объясните, какие головорезы держат их в плену.

— Не прикидывайтесь. Вы отлично меня понимаете. И не надо шутить. Дело очень серьезное. В меня стреляли.

— Кто стрелял? — нахмурился Сержио.

— Моя бабка Вероника наивнейшее существо, она не имеет к вашим делам никакого отношения. Я играла с вами в нелепую игру, потому что думала, что сведения на диске могут касаться меня лично. Но об этом умолчим.

— А почему вы думаете, что я принадлежу к этим, как вы говорите, головорезам? Неужели похож?

— На свою фотографию? Очень. И потом, мы встретились в таком месте… Здесь двух мнений быть не могло.

— Что-нибудь выпьете? — лицо у Сержио было хмурым, но джентльменские повадки он не утратил.

— Да, коньяку. И кофе. Черный. Не отвлекайтесь.

Яна выпила коньяк одним глотком, как водку, а когда опустила голову, то обнаружила лежащий перед собой документ — поменьше диплома, побольше пропуска. Документ украшала фотография Сержио.

— Читайте, читайте…

— А по-русски у вас нет?

— Можно и по-русски, — он предпринял попытку залезть в карман, но Яна остановила его руку.

— Я разобрала нужное слово — Интерпол. Так вы полицейский?

— Именно.

— А почему я должна вам верить? В России подделывают все, что угодно. На барахолке можно купить орден Ленина с документами, а хотите — Андрея Первозванного с кавалерским удостоверением. Правда, последнее очень дорого. Там драгоценные камни. Закажите еще коньяку. Я вся в гусиной коже. Здесь очень уютно, но холодно…

Яна пыталась сообразить, приятная для нее это новость или напротив. Если бы Сержио был бандитом, то можно было бы надеяться, что Вероника уже вечером будет дома. Но если эта дылда и впрямь жандарм Интерпола, то освобождение бабки отодвигается в неведомые дали.

— На какой фотографии вы меня видели? — перебил ее Сержио.

— Как вы мне докажете, что вы полицейский?

— Яна, не валяйте дурака. Давайте условимся, что я точно полицейский и что вам точно нужна моя помощь.

— Ладно. Уговорили. Мой рассказ надо начинать от печки. Печкой в данном случае является аэропорт в Риме.

Она рассказывала, он слушал не перебивая, потом он рассказывал, и Яна перебивала его постоянно, но как-то без толку. Все прямые вопросы он не то чтобы оставлял совсем без ответа, но отвечал на них так уклончиво, что Яна подчас не могла сообразить, отрицательный она получила ответ или положительный.

Выяснилось, например, что их встреча около «Зюйд-веста» была совершенно случайной. Сержио просто обомлел, встретив там Яну. Он прибыл в Москву с широкими полномочиями. О том, что Яна знакома с убитым Виктором Вершковым, он узнал еще в Риме. Ему было также известно, что Яне известно о его смерти и она этим очень взволнована.

— Откуда вы могли знать, взволнована я или нет?

Объяснил. Имен не называл, говорил только — журналисты помогли. Но Яна и сама догадалась, какое имя носит главная помощница. Понятное дело, Ритка, феноменальная трепушка, подняла бучу, раззвонила собратьям по перу чужую тайну, выполняя поручение московской подруги.

— Значит, если бы мы не встретились около бывшего «Зюйд-веста», вы бы все равно стали меня искать? Зачем?

— Чтобы проверить ваши связи.

Звучало веско, но глупо. Яна невольно сорвалась на крик:

— Какие связи? Абсурд! И ваше признание в любви тоже липа?

— Давайте, как говорят у вас в России, — произнес он вдруг с сильнейшим акцентом, — котлеты отдельно, а мухи отдельно.

— Фу, зачем учить наизусть такие невкусные пословицы. Значит, у вас все-таки есть чувства ко мне?

— Поговорим об этом отдельно в удобное для вас время.

После третьей рюмки коньяку Яну порядком развезло. Синие плоские уродцы с полотен, незаконнорожденные дети Пикассо, подмаргивали ей кровавым оком. А вон тот голый в телеге — какая все-таки гадость! Хоть бы нижнюю плоть прикрыл, бесстыдник! А крылья у лошади никак не повышают художественную ценность этой мазни. Да таким Пегасом матерщинники у пивного ларька побрезговали бы! Говорить или не говорить этому Пинкертону про чужую записную книжку, которую Вероника подобрала на полу в кафе? Кстати, не мешало бы выяснить, где она —