Пуля времени - Николай Свечин

все, что наболело. Бугров выслушал и хотел было ответить так же громко, хлестко, по-мужски. Но отчего-то вспомнил последний разговор с Андреем. И сумел найти правильные слова уже для Никодима:

– Бог указал пчеле соты строить, и не станет она землю копать или в навозе рыться, как жук. Коли дал Бог человеку ум, так надо работать и им.

– Чего?! – Никодим даже хмельной удивлялся новым, мессианским ноткам в характере старого знакомого.

– Я говорю: мужику выгоднее работать смыслом своим, чем спиною или, по крайности, прилагать к делу и разум свой, а не одни плеча.

– Ну а я что? – не понимал Никодим.

– Ты все правильно делаешь. Только сам рассуди – куда ты пойдешь от меня, да в обиде великой? Кому ты там так нужен, как мне? Не лучше ли тебе стать правой рукою моей да сообща все дела и вершить?

Никодим задумался. В обиде своей он даже не видел такого простого выхода из положения. А ведь действительно – кому он там нужен? Простой мелкий приказчик, каким он был годами до встречи с Бугровым. А теперь может стать хоть и вторым, но участником все разрастающегося предприятия. Работать не на дядю, а на уже многими уважаемого Петра Егоровича.

В том же трактире два сметливых русских мужика пожали друг другу руки и с тех пор вершили дела вместе, постепенно наращивая влияние рода Бугровых в Нижнем Новгороде, да и во всей России.

А кроме прочего грамотный и сильный в цифрах Никодим стал первым счетоводом, бухгалтером и главным финансовым советником Петра Егоровича. Отвечал он и за особую кассу, скрытую ото всех посторонних в рогоже. Похожей на тот мешок из-под соли, что пошла на корм рыбам.

4

Вскоре торговец солью спустил на воду собственную новую баржу, сначала одну, потом вторую, третью. Продолжая держать суда, Бугров стал активно приторговывать и хлебом. А потом начал брать у государства подряды на строительство дорог и домов, присутственных заведений и храмов, стал едва ли не монополистом в деле расширения уже гремевшей к тому времени Нижегородской ярмарки.

Никодим аккуратно все записывал. И откладывал процент от всего в рогожу, а потом еще одну, и еще. На черный день, так сказать. Хотя пока бизнесу Петра Егоровича почти всегда светило солнце и ничто, как говорится, не предвещало.

В Нижнем Бугрова запомнили исполнительным и максимально точным в делах, из-за чего его предприятие, как правило, избегало претензий со стороны властей. Об этом писал в воспоминаниях знаменитый составитель «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимир Даль. Он лично и довольно хорошо знал Бугрова.

К взяткам Петр Егорович относился очень по-своему, творчески. Деньгами предпочитал не давать, но мог отблагодарить властей предержащих мукой.

– Ты приди ко мне завтра, – говаривал он кому-то из чиновников, – я дам тебе записочку, по которой тебе из лавки и отпустят пшеничной мучки.

А когда чиновник приходил, разыгрывалась следующая картина.

– А, ты пришел, здорово, барин! Вот тебе бумага, перо и чернила, и пиши, что я скажу: «Отпустить сему подателю один пуд третьего сорта пшеничной муки». Что, написал? Ну давай теперь я подпишу…

После чего каракулями выводил едва ли не единственную выученную надпись – «Бугровъ». До конца жизни он оставался совершенно безграмотным. А те же чиновники, пользуясь этим, писали в записке от всесильного магната не то, что он диктовал, а, к примеру, – «отпустить пять пудов пшеничной муки первого сорту» вместо одного пуда третьего.

Плюс иногда некоторые чиновники приходили в дом Бугрова и выпрашивали… денег на похмелье. И он давал. Только не более двух двугривенных, которые всегда имелись в большой деревянной чашке, стоявшей на полке в кухне.

А еще больше Петр Егорович раскрывался на торгах – самом главном источнике своего благосостояния. Все-таки он был не прост. Иначе бы уже давно развалилась вся его империя. По свидетельствам современников, наряду с безграмотностью у бывшего крестьянина невероятным образом были развиты сметливость и сообразительность. В пальцах двух его рук заключалась чуть ли не высшая математика, благодаря которой он очень быстро соображал число потребного материала или денег и едва ли потерпел в своей многолетней предпринимательской практике хотя бы одну неудачу или убыток…

Не менее оригинален Бугров был и в быту. Притрагивался ли бывший Петруха-балалаечник к музыкальному инструменту на склоне своих лет, свидетельств не осталось. Но осталось – о сверхбережливом и аскетичном отношении к собственной персоне, несмотря на огромное состояние и все наполняющуюся рогожу.

Вот как о миллионере и вершителе судеб делового мира Нижегородчины вспоминал современник Бугрова-старшего, чиновник местной палаты государственных имуществ Василий Глориантов:

«Петр Егорыч Бугров, удельный крестьянин Семеновского уезда, в Н. Новгороде имел дома, производил в широких размерах хлебную торговлю и в то же время занимался казенными подрядами, в которых по своим большим денежным средствам всегда и везде считался главным действующим лицом. Несмотря на свои громадные денежные средства, он по наружности нисколько не отличался от обыкновенного крестьянина и не допускал по отношению к себе никакой роскоши.

Жилище свое он пристроил в кухне, где его часто находили лежащим или на печи, или на полатях. Пища его была – щи с черным хлебом и каша, а в виде роскоши – белый хлеб, испеченный из самого низкого сорта пшеничной муки, в посты же заставали его за большою деревянною чашкою, наполненною квасом, капустою с луком и солеными огурцами. Чаю он не пил, считая за грех… По городу ездил на дрянной лошаденке, запряженной в дроги, с висячею для ног подножкою; сбруя на лошади была тоже незавидная…»

Уже в преклонном возрасте, за семьдесят, с воцарением Царя-освободителя, Петр Егорыч передал накопленные миллионы и все движимое и недвижимое имущество единственному сыну Александру. А сам удалился доживать свой век в деревню Попово той же Нижегородской губернии.

Никодим почил еще раньше. Передав бразды финансового управления следующему бухгалтеру.

И за бугровские миллионы отныне отвечал совсем другой человек. Второй представитель своего рода. Намного более образованный и подготовленный к делам, но уже не самородок от природы, Александр Петрович.

5

Когда-то давно, еще до того как Саша впервые отпустил бороду, отец позвал его к себе. Дело происходило в той самой кухне, где ценитель аскезы Бугров-старший любил полежать на самой обыкновенной деревянной лавке. Там же впоследствии утверждал с приказчиками миллионные контракты и принимал высоких гостей. А пока перед ним стоял его сын.

Александр слегка робел перед отцом. Еще бы, Петр Егорыч был, как сейчас сказали бы, self-made man – человек, сделавший себя сам. Из ничего, из батраков и бурлаков он стал самым богатым жителем своего региона, общественным деятелем и благотворителем.

– Да, отец, – сказал примерный сын.

– Я должен сказать тебе одну вещь. – Петр Егорович держал в