Вымышленные библиотеки - Хорхе Каррион

Л. А.: Возможно, ситуация в Мексике более критическая – отсюда и мой разочарованный тон, – но полагаю, что мы повсеместно наблюдаем превращение некогда легендарных книжных магазинов в книжные супермаркеты, в большие универмаги, где отношение к книгам как к товару доминирует и сужает горизонт, где скорость продаж является главным показателем и где книги о самопознании и самые предсказуемые «книги для журнального столика» вытеснили целые жанры (такие как поэзия или эссеистика) в наиболее незаметные и невзрачные углы магазинов. К примеру, я помню, как в свое время магазин Gandhi был неофициальной школой для книготорговцев южного Мехико. Сколько всего там можно было обсудить и узнать! Недавно я зашел туда за книгой «Жизнь знаменитых философов» Диогена Лаэртского издательства Alianza, и продавец не только не смог найти книгу, но и спросил у меня фамилию автора, чтобы поискать ее в базе данных… Можно ли продолжать называть «книжным магазином» такое место, где знания пытаются заменить компьютером? Если сегодня в центральном округе Мехико вы захотите найти книжника старой закалки, который умеет видеть книги в более широком контексте, богатом связями и пересечениями, то вам придется пойти к букинистам: к Энрике Фуэнтесу в Librería Madero, Агустину Хименесу в La torre de Lulio, Максу Рохасу в El Burro Culto. Конечно, современные книжные магазины могут вызывать некое предчувствие приключения, но, боюсь, там не найдется настоящих морских волков.

Х. К.: Однако в других областях крупные торговые площадки сдают позиции. Я думаю о Соединенных Штатах, о крахе Barnes & Noble, о закрытии Borders; или об Испании, где кризис, по-моему, способствовал поддержке малых предприятий и завел в тупик крупные. С другой стороны, на улице Донселес в Мехико я чувствовал себя крайне растерянным: там не было ни электронных каталогов, ни продавцов, которые бы знали, чем они торгуют. У меня закружилась голова от размышлений о всех тех книгах, которые могли бы заинтересовать меня, но теперь погребены под этой беспорядочной, анонимной, просроченной кучей. Я предпочитаю порядок и компьютер хаосу, пыли и подобному бессилию.

Л. А.: Книжные супермаркеты появляются и исчезают здесь и там, в то время как локальные книжные магазины преуспевают и закрываются так же стремительно, как растут грибы после дождя. Amazon властвует на этом небосклоне, как всевидящее око бессердечного бога, а букинистические магазины изумленно наблюдают за фетишистской эйфорией цифровой эры. Глупо указывать на это тебе, автору «Книжных магазинов», книги, которая сама по себе есть соблазнительное путешествие, но в этой многообразной и переменчивой картине мира, возможно, всё зависит от того, что мы ищем, от ожиданий, которые побуждают нас посетить определенную книжную лавку. (Но даже когда критерием отбора является просто «большая торговая площадка», я предпочитаю гораздо более неорганизованный, хаотичный и устаревший Strand холодной, безличной и шаблонной сети Fnac.) Защищать беспорядок и пыль в книжной лавке – и это тебе говорит фанат порядка и аллергик – можно только надеясь на вознаграждение или, скромнее говоря, на перспективу находки. В «Речи о коллекционировании» Вальтер Беньямин избегает хвастливого перечисления своих детективных качеств или счастливых находок на том основании, что из них вряд ли можно извлечь рекомендацию или полезный совет для библиоманов.

Но поскольку на данный момент мной вовсе не движет стремление к назиданию, я расскажу, надеюсь, без излишнего чванства, о том, как завладел одним из своих главных книжных сокровищ. Когда в одном букинистическом магазине в центре Мехико, старой и мрачной книжно-кондитерской лавке, куда я зашел именно из-за необычности коммерческого предложения (потому что в этом вся суть: в предложении, а не в полном отчаянии, как может показаться на первый взгляд) и решил купить за двадцать песо «Аванпост прогресса» Конрада – потому что продавец повеселил меня своей теорией о взаимодополняемости сахара и чтения – мое изначальное головокружение уже стало превращаться в бессилие, я вдруг увидел их: два бежевых тома, слегка выцветших, но в отличном состоянии; они кричали мне: «Возьми нас!», как флаконы с волшебным эликсиром Алисе. Каждая стоила семьдесят песо, а у меня в кармане было всего сто двадцать, но продавец был не против, чтобы я взял за эту сумму все три книги, включая Конрада. Придя домой, я удостоверился с помощью интернета в том, что ранее было только подозрением, которое начинало перерастать в тахикардию: это оказались первые издания «В ожидании Годо» и «Конца игры» Сэмюэла Беккета (Les Éditions de Minuit, 1952 и 1957 годов соответственно) – сокровища, оцениваемые, особенно первое, в тысячи долларов, которые бог знает каким образом попали в сомнительную книжно-кондитерскую лавку в центре Мехико, где и были проданы за копейки… Возможно, непреклонная цепь случайностей привела их к тому, чтобы доказать полвека спустя неочевидную пользу пыли и беспорядка?

Х. К.: То, что с тобой произошло, сейчас уже практически невозможно. Охотники за книгами и первыми изданиями еще совсем недавно изводили (именно изводили) продавцов букинистических в поисках ценных первых экземпляров. Теперь они сдались, потому как книготорговцы сами отлично знают, что хранят, ведь практически всё точно каталогизировано и оценено в интернете. Однако остаются лакуны. Не только в том книжно-кондитерском магазине, о котором ты рассказал. Я думаю про Гавану, где люди до сих пор продают семейные библиотеки, не очень хорошо понимая, чем обладают. И не только в Гаване, везде есть семьи, невнимательно относящиеся к добру, которое когда-то приобрел прадедушка. В прошлом году я был на рынке Encants в Барселоне, незадолго до его закрытия и переезда на другое место, и увидел, как в шесть утра полдюжины «охотников за книгами» рыщут среди мебели и посуды, удостоверяясь, нет ли среди проданных трехсот или четырехсот томов какого-нибудь сокровища. В одном я согласен с тобой: целый мир перестает существовать. Но, возможно, именно поэтому я больше интересуюсь магазинами с новыми книгами: потому что считаю – за ними будущее.

Л. А.: Этот мир на грани исчезновения может также служить убежищем и ориентиром, и иногда необходимо спрятаться, разыскивая старый том, от обескураживающего потока книжных новинок, каждая из которых анонсируется как «праздник языка», «то, что никто не должен пропустить». В некотором смысле эти пыльные, подточенные молью книги также несут в себе будущее. Конечно, такое разделение не столь категорично (в магазинах подержанных книг, особенно в не слишком популярных, обычно скапливаются те крикливые новинки, которые никто не должен был пропустить и все пропустили, а в новых магазинах всегда есть Лукиан или Честертон), но эти пожелтевшие