Клятва рода - Степан Мазур

— Рискуешь, Ахаим, рискуешь. Твоего имени нет в записях людей. Канешь в Лету, как сотни до тебя. — Коляда поднялся, приготовившись к битве. Рельефные мышцы вздулись, готовые к любому движению.

— Как и многих других… Со временем все забывается, все исчезает… Это все когда-нибудь должно кончиться. Мы слишком много знаем… Прощай… — Ахаим взревел так, что откуда-то сверху посыпались камни, бросился на заступника, замахиваясь широкой пятерней с ножами-когтями, что с легкостью рубят камни. Подземные воины — идеальные орудия войны.

Но перед демоном стоял уже не человек. Оболочка редко говорит о внутреннем содержании. Сейчас в человеке перед ним ожил бог, такой же, как в каждом. Но не всем удавалось разбудить его.

Крестообразный меч описал дугу и застыл. Ахаим прекратил движение, рухнув на землю двумя половинами.

— Не свет я вам принес, но меч… — прошептал Коляда и переступил через сгорающий пепел демона. Демона, чье имя умерло вместе с ним.

Ворота разнесло в щепки после первого же удара, внутренней силе Пророка позавидовал бы любой из демонов или ангелов. Рожденный человеком может достичь великих высот, если не будет сам себя останавливать.

Меч Спасителя пылал, горел огнем, по клинку бегали алые искры. Воздух вокруг раскалился, потрескивал, как камни в пустыне к вечеру. Один широкий замах — и от ворот осталась лишь оплавленная груда камня, обломки железок и опаленных досок. Магические знаки исчезли вовсе, как будто были написаны на воздухе.

Коляда перешагнул обломки врат, попав на самый высший, то есть первый, адский круг. Едва нога ступила за пределы ворот, как со всех сторон, словно из-под земли, в атаку бросились полчища мелких бесов, желтоватых созданий не больше двух локтей роста с мелкими хвостиками и кошачьими коготками на всех четырех лапах.

Тяжелый двуручный меч в борьбе с сотнями бесов был малоэффективен, практически не применим — по одному замаху на каждого воина, так и к вечеру не управишься.

Посланник судьбы воздел левую руку над головой. Красный адский свет прорезал синий цвет от руки, сначала он образовался на ладони, потом спустился по запястью, пока не охватил все тело. Упругий кокон замерцал, пошел играть бликами света, затем произошел взрыв. От тела во все стороны потянулась синяя взрывная волна. Земля на пути волны и стаи опешивших бесов — все покрылось ледяной коркой. Полчища мелкой нечисти застыли на месте, словно вырезанные из камня фигурки.

Коляда довольно кивнул, опустил меч острием к земле, коснулся ее кончиком и сказал два слова. Он говорил негромко, но эта пара слов покатилась по подземелью, отдаляясь от него, словно жила сама по себе. Земля под острием меча отступила, пошла ступеньками, давая возможность уйти на второй адский круг…

Грудь тяжело вздымалась, липкий пот стекал со лба и путался в длинных иссиня-черных волосах уставшего человека. Мышцы рук сводило судорогой, меч давно не казался легким, но с тех пор как он впервые извлек его из ножен в этом месте, обратно в ножны пихать не приходилось. Угольки тлеющих глаз в черных мрачных разломах никак не давали покоя.

Часто ловил себя на мысли, что уже заставляет себя идти, через силу, словно ноги в зыбучем песке. Будь он простым человеком, давно бы уже рухнул от истощения — в бесконечных подземных просторах скитался уже седьмой день, без еды, воды и полноценного воздуха. Дышал ядом разломов. Он не испытывал потребности даже во сне, но сама атмосфера этого места настойчиво истощала внутренние силы. Как лужа иссыхает под палящими лучами полуденного светила, так иссыхал он. Хотелось просто прилечь на голую сырую землю, подложить под голову камень и забыться долгим беспробудным сном. Ад поощрял любые слабости, низменности: «Зачем идешь дальше? Отдохни, дорога никуда не денется», «Тебе это надо? Пусть другие этим занимаются!», «Да за твой подвиг тебя еще и проклянут».

Странник понимал, что поддаться этим навязчивым мыслям означает то же самое, что отдать врагу оружие и повернуться спиной. Стоило отступить хоть на шаг от намеченного, как ты уже бежишь от себя самого. И ведь на земле, среди людей, под «подставь другую щеку» подразумевал совсем другое. Откуда только потом понабралось этих последователей в рясах? Возомнили себя толкователями. Стоило обронить слово, как оно становилось нерушимым законом, и ведь не понимает человек, где действительно законы, а где просто мысли вслух… Толкователи его мыслей, вереницы святых, последователей, мессий… Люди вообразили, что кто-то их пустит наверх, бездельников, не совершивших ничего доброго из того, что проповедуют.

— Мало жить, не совершая грехов, надо еще и добро творить, — услышал он свой шепот, который прокатился по гулким пещерам чередой взрывов и грохотом камнепада.

Боковым зрением узрел руку, тянущую за полы одежды. Почему-то только сейчас понял, что трудно идти из-за тысяч подобных рук, оттягивающих назад, останавливающих. Так вот они и есть — души, незримые, словно ветер, и такие же невесомые. Недаром за три дня пути не узрел ни одного котла с булькающей смолой, высокой дыбы, кипящей сковороды, компостных ям.

Понапридумывали же. Пытки, совершающиеся на земле, не применимы в аду, ибо ад и рай там, где существуешь. Существуют, конечно, фанатики, коим обязательно в Вальхаллу, Вифлеем, Преисподнюю, Ирий, Нирвану, Нихель, Небеса и Подземелья, Иномирье… Каждый зовет по-разному, но не придумано еще лучшего испытания после смерти, чем одиночество. Остаться один на один со своим пройденным путем, подумать, переосмыслить, решить, разрешить, покаяться, поклясться, придумать, перепланировать, вспомнить, забыть, вернуться, остановиться. И рай, и ад у каждого свой. Мысли порождают миры. Вариантов столько же, сколько придумано.

Скитаются мириады душ по всем мирам от первого Творения до последнего мгновенья, воплощаются, исчезают, создают, разрушают и растворяются в потоках времени, скачут в прошлое и ныряют в будущее. Они окутывают каждую минуту существующего, их число не поддается счету. Они и есть то, что каждый зовет по-разному, но смысл один — Творец.

Коляда отмахнулся от душ — всего времени бесконечности не хватит, чтобы объяснить каждой из душ ее предназначение, сама должна понять, для этого и существует. Обронил:

— Не ждите утешения ни в жизни, ни после. Все равно в итоге все придется постигать самим, без оглядки и мудрого руководства. Ибо мудрец в каждом из вас, прозрейте же наконец!

Души шарахнулись от него. Идти сразу стало легче. И ведь привыкли, что один, обязательно избранный, знает больше других, ждут, что укажет, поможет и объяснит. Избранный, конечно, и объяснит, и укажет, но только туда, куда ведет один из множества вариантов. Из бесконечно возможных.

Шагая, закрутил головой: мелкие глазки чертей и бесов куда-то исчезли. Или они притомились шпионить за живым в бесконечном царстве мертвых, или он дошел до того места, где обитают совсем другие монстры.

Красная земля под ногами быстро желтела, то и дело попадались россыпи песка, и наконец, все вокруг превратилось в сплошную пустыню. Ноги стали утопать по щиколотку, хорошо еще песок не был раскаленным, как в пустынях под солнцем, здесь вместо солнца светит сама земля, разбрасывая ненадолго мрак.