Гиблое место - Марина Серова

Медленно, стараясь не нервировать этого типа, я обернулась.

На меня в упор смотрели маленькие глазки. Он не понял, почему это я так облегченно вздохнула.

А я просто была рада, что это не Игорь. А Грызун… Правда, Игорь почему-то лежал на земле, и невесть откуда явившийся Евстахий-Василий крутил ему руки. Игорь, забыв про христианское непротивление злу, яростно сопротивлялся, и пару раз ему удалось увернуться, но гад Евстахий, видимо, на свежем воздухе окреп и быстро справился с бедным декодировщиком порушенного сознания.

— Ну что, Танечка? — благодушно улыбаясь, спросил старец. — Вы-то решили, что у вас получится меня перехитрить, да? А вот не вышло…

Он захихикал противным, тонким голоском.

— Знаете, Таня, историю про Адама и Еву?

Историю я вроде бы знала и самонадеянно кивнула.

Он устроился на сооруженном в бывшем алтаре кресле и, поигрывая пистолетом, назидательно произнес такую чушь, что я сразу засомневалась в его психической полноценности.

— У мужчин, Таня, все ребра с мозгами. Если бы вы прислушались, вы бы услышали, как они думают. И только одно ребро было без мозга. Вот его-то вынул господь и сотворил из него Еву.

Мне так понравилась эта история, что я не сдержала смех. Хохотала я долго. Нет, вы только подумайте! Ребра с мозгами! Оказывается, этот самый старец мог сочинять вот такие неслабые байки!

— Вот так смеялась и Ева, когда вкушала яблоко, — нахмурился старец. — Знаете, как пострадал за нее Адам?

— Да бросьте, — сквозь смех пробормотала я. — Ничего он не страдал. Он вообще в кусты спрятался. Чем очень, помнится, господа разозлил. Он его все звал, спрашивая, кто виновен. А Адам все на Еву свалил. Тогда господь посмотрел на него и подумал с печалью: «Что за слабые и пугливые создания эти мужчины? А я так на них надеялся…» И после этого сильно привязался к женщинам, поняв, что они беззащитны, некому их, кроме господа, защитить… И потом он же прекрасно предвидел, что именно они пойдут за крестом… Когда мужчины, как всегда, спрячутся по кустам.

— Ересь говоришь! — прорычал озверевший старец.

— Да уж ересь эта ничем не сильнее ваших вымыслов о думающих ребрах… Это, простите, глупее, чем арианство…

Кажется, я сильно добила его этим арианством. Он, по-моему, об Арии ничего и не слышал.

— А то, что именно вы женщин не любите, по причине нетрадиционных сексуальных наклонностей, так вы же у нас пока не господь, — продолжала я наглеть. — Уж не знаю, как вы тут всем мозги заморочили — любой ребенок Писание лучше вас знает. Но, видимо, вы тут царьком среди болванов обосновались. Вот они и слушают ваш бред. После того, как вы у них все имущество к рукам прибираете…

Он громко сопел, напоминая своим лицом грозовую тучу. Но, удивительное дело, весь мой страх куда-то улетучился, и вместо него появился азарт игрока. Кто кого? Он меня — или я сверну этому хорьку шею?

— Про женщин ничего в Писании хорошего не написано… — прошипел он.

— Да как же это? — удивилась я, забавляясь моментом. — А предсказание Еве? «И родиши младенца, который поперет главу Змия». Он же это не Адаму сказал. Адаму он рождение бы не позволил… Заметьте, что, когда пришла пора действительно произвести на свет Того, Кто сможет «попереть» этого чертова Змия, господь не смог доверить этого мужчине. Он предпочел сделать это сам. Не правда ли, уже одно это служит показателем истинного отношения господа к мужскому полу?

Кажется, мои теологические беседы его злили куда больше, нежели бы я начала палить из своего газовичка.

— Прекрати издеваться над старцем! — прошипел в ухо Евстахий-Василий.

— А вот с тобой я вообще не разговариваю, — дернула я плечом, — ты в моем списке идешь последним, с кем я согласна вести теологические беседы. У тебя, наверное, и образование-то три класса…

Ну и обиделся он. Попытался толкнуть меня, но я лихо заломила ему руку и сказала, наблюдая, как он корчится:

— Попроси у тети прощения. Нехороший мальчик…

Он вывернулся и все же зажал мои руки в своих кулачищах. С ужасом я подумала, что сейчас он их сломает — так сильна оказалась его хватка. Пустив в ход ноги, мне удалось ее ослабить. Он согнулся и пробормотал что-то нецензурное.

— Материться нельзя, — опять произнесла я, повторяя удар, — старец не велит.

А старец вращал маленькими глазками и жевал губами.

Я очень спокойно направила на него револьвер и потребовала:

— Немедленно развяжи девочку. Ты меня хорошо слышал, старый козел?

Он окинул меня высокомерным взглядом, но подумал, что под стволом пистолета лучше не шутить (эх, знал бы он, что это за грозное оружие!), и все же сделал по-моему.

Я чувствовала, как дрожит от напряжения моя рука. Сейчас мне придется его убить. Сначала я выведу его из строя, а потом…

Мне не хотелось этого делать.

Я взвела курок.

Адская боль пронзила все мое существо. В глазах потемнело. Я обернулась и увидела глаза Каллистратии, полные ненависти.

— Сука, — прошипела она, повторяя свой удар.

Очнулась я оттого, что моя голова гудела. Странно, но именно оглушительные колокола заставили меня открыть глаза. Я была привязана к дереву, а возле моих ног сложили костерок.

Оглядевшись, я поняла, что теперь мы находимся во дворе этой обезглавленной церкви. Окруженные чахлыми деревьями, мы были все-таки по-прежнему скрыты от посторонних глаз.

Прямо напротив меня, все в такой же позе, висела бедная Катерина, все еще без сознания. Впрочем, подумала я, так для нее лучше…

Шутить здесь явно не собирались. Игоря тоже привязали к дереву, и он выглядел ужасно. Один глаз у него совершенно заплыл, а губа кровоточила. Сопротивлялся, подумала я.

Каллистратия в радостном ажиотаже носилась вокруг нас, поигрывая коробком со спичками.

Черт побери, если это обещанные мне «приятные перспективы и приятные переживания», то «кости» выполняли роль поручика Ржевского… Или они перешли незаметно для меня на черный юмор? Предупреждать же надо! Ждешь вот так приятных переживаний, а тебе подсовывают светлую возможность попробовать себя в качестве Жанны д’Арк! Осталось только закричать: «Дайте мне крест!», так и его эти гады мне вряд ли дадут…

Господи, если ты решил удостоить меня мученического венца, то нельзя ли с этим повременить?

— Что это вы делаете? — задала я довольно глупый вопрос.

Каллистратия загадочно усмехнулась. По выражению ее глаз — хитрому и бессмысленному, я с ужасом поняла, что имею дело с полной шизофреничкой. Еще одно «приятное переживание», с некоторой печалью констатировала я. Будь мы героями американского фильма, сейчас бы самое время появиться вертолетам и перестрелять всю банду… Выйдет оттуда красавец и, поцеловав мне руку, сообщит: «Вы под защитой американской армии, мисс Таня!» И появятся прекрасные женщины, начнут руками разводить и петь сладкозвучные песни про любовь.