Повесть о Скандербеге - Автор неизвестен -- Древнерусская литература
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С первого же взгляда на эту часть хроники Бельского обнаруживается большое сходство ее с южнославянской повестью о Скандербеге: начинается она тем же резким выпадом против греков и описывает тот же круг событий (в том числе и взятие Константинополя турками). В самом же конце, где в южнославянской повести упоминается Барлетий в качестве единственного источника этого произведения, у Бельского названы еще три автора (итальянцы из числа современников Скандербега) — Эней Сильвий Пикколомини, Паоло Джовио и Волатеррано. Внимательное изучение изложения истории Скандербега в хронике Бельского и сравнение ее с южнославянской повестью убеждают нас в том, что близость ее к тексту последней постоянно нарушается вставками из книги Барлетия. Вставки оказываются как раз в тех местах, где автор южнославянской повести из-за своей просербской тенденциозности отклоняется от Барлетия. Кроме вставок из книги Барлетия, попадаются дополнения и из других источников, которые каждый раз называются, — это в большинстве случаев ссылки на сочинения итальянских авторов. В одном месте — при описании битвы польско-венгерских войск с турками на реке Мораве в 1443 г. — Бельский ссылается на какую-то «венгерскую хронику».[356] Отсюда он черпает отсутствующие у Барлетия и в южно-славянской повести подробности битвы и оценку ее значения, причем всячески подчеркивается роль венгерского полководца Яноша Гуниади. Бельский, например, пишет, что король Владислав «по совету Гуниади и папы Евгения» (у Барлетия здесь упоминается только папа) послал войска, «чтобы деспота вернуть на свое место» (в южнославянской повести и у Барлетия здесь говорится просто о помощи Бранковичу). Далее еще несколько раз подчеркиваются заслуги Гуниади, который, по словам Бельского, «перед этим уже несколько раз побивал турок».[357] Все это дает возможность Бельскому, с помощью привлеченного им нового источника венгерского происхождения, нарисовать более подробную и более яркую картину победоносной битвы соединенных польско-венгерских войск.
Более подробно, чем в южнославянской повести, описана Бельским и другая битва польско-венгерских войск с турками при Варне, закончившаяся поражением первых. Здесь Бельский вставляет на свое место все то, что исключил в своей переделке книги Барлетия автор южнославянской повести, в том числе краткую, но четкую характеристику двурушнической политики Георгия Бранковича, целиком перешедшую в русскую повесть о Скандербеге. Эта вставка, дополняющая и исправляющая изложение событий в южнославянской повести, как и все последующие, сопровождается ссылками на Барлетия. Так, например, говоря о причинах сдачи туркам албанской крепости Светиград, Бельский, явно полемизируя с автором южнославянской повести, который не упустил случая сделать в этом месте очередной антикатолический выпад, заявляет: «Пишет тот историк Маринус о другой причине сдачи крепости и города, что там не один народ был и не одной веры люди... одни других опасались, одни хотели быть над другими…».[358]
В южнославянской же повести здесь всячески акцентируются религиозные распри между сербами и «римлянами», причем подчеркивается хвастливость последних и что они любой ценой, вплоть до унижения перед турками, старались быть «выше» славян.[359]
Иногда М. Бельский только ссылается на свои источники, но не приводит из них выдержек. Например, описывая битву Скандербега с турецкой армией, возглавлявшейся его племянником — Гамзой, он ссылается на Барлетия и Волатеррано и заявляет, что у них эта битва описана подробнее.[360]
Следует отметить, что в исправлениях и дополнениях М. Бельским текста южнославянской повести, почерпнутых из названных выше источников, предпочтение отдается Барлетию, как наиболее авторитетному источнику. Так, например, описывая смерть султана Мурата II в Албании, Бельский говорит: «Пишет Волатерранус, что он живым был привезен в Андрианополь и там умер, но Маринус все это писал по свежей памяти (в тексте: «z ojcowskiej pamieci», — Н. Р.) и поэтому более точен.[361] Но на самом деле здесь более точным оказывается не Барлетий, а Волатеррано, сведения которого единодушно подтверждают византийские и турецкие источники (об этом подробнее см. в комментарии, стр. 195-196).
Приведенные примеры показывают творческий метод М. Бельского, подробно разобранный автором монографии о нем польским ученым И. Хжановским. По мнению последнего, вся хроника Бельского в целом является «компиляцией из компилятивных источников», список которых приводится Хжановским (в том числе «Kronika wegrow», изданная в Польше в 1534 г.), причем на ряде примеров с применением параллельных цитат доказывается использование этих источников М. Бельским.[362]
Компилятивный характер «Всемирной хроники» М. Бельского отразился и в литературном оформлении этого произведения, прежде всего в его стиле, который не отличается ни оригинальностью, ни единообразием: в манере изложения отдельных частей чувствуется заметное влияние источников. В лексике хроники Бельского отчасти также отразилось разнородное и разноязычное происхождение отдельных частей этой книги. Все это в наибольшей степени относится к изложению истории Скандербега, объем, композиция и язык которой заметно отличается от остальных частей книги. По объему это — одна из самых крупных частей «Всемирной хроники», особенно резко выделяющаяся на фоне изложения 4-й главы, в которую входит рассказ о жизни и деятельности Скандербега; все остальное — описание царствования отдельных турецких султанов, рассказ о цыганах — изложено чрезвычайно кратко, в виде небольших отрывков (вся глава занимает 23 листа, из которых 17 уделено Скандербегу). Изложение истории Скандербега отличается распространенностью, обусловленной обилием подробностей, множеством речей действующих лиц; хотя Бельский и сократил количество речей, имеющихся в книге Барлетия, и некоторые из них изложил в третьем лице, все же в таком количестве их нет ни в одной из остальных частей «Всемирной хроники». Наконец, в изложении истории Скандербега Бельский особенно широко и последовательно употребляет просторечную лексику, фольклорные образы и сравнения. Мы не будем приводить примеров этих просторечных выражений и оборотов, равно как и народно-поэтических образов и сравнений, так как все они целиком перешли в русскую повесть и будут рассмотрены нами ниже; отметим лишь, что в подавляющем большинстве случаев все эти особенности стиля и языка изложения истории Скандербега в хронике Бельского обнаруживаются и в южнославянской повести.
Чем же объяснить сходство содержания, а также стиля и языка этих двух произведений?
Ответа на этот вопрос мы не нашли в известной нам литература о славянской версии биографии Скандербега. Сербские исследователи южнославянской «Повести о Скандербеге-Черноевиче» не упоминают о хронике Бельского, а биографы последнего, так же как упоминавшиеся выше историки польской литературы, молчат и, очевидно, не знают о существовании сербской повести.[363] Вопрос о соотношение южнославянской повести о Скандербеге и рассказа о нем в хронике Бельского может быть решен только в специальном исследовании; здесь уместно будет лишь высказать некоторые соображения в пользу предположения об использовании Бельским южнославянской повести.
Кто произвел сокращение и переработку книги