Семья Эглетьер. Книга 3. Крушение - Анри Труайя

Они вошли в небольшой зал, где было тепло и тихо. Натертая воском мебель из золотистого дуба, ситцевые абажуры. Валери с Жан-Марком в изнеможении рухнули на диванчик, Жильбер разместился напротив них. Все заказали чай и тосты. Валери сняла дубленку и белую шапочку. Светлые волосы пружинисто вырвались на волю. Она мотнула головой и храбро посмотрела в глаза Жан-Марку. Он улыбнулся и, протянув руку, поправил непослушные, упавшие на ее лицо пряди. Жильбер наблюдал за ними, медленно отпивая из чашки чай. Жан-Марк мог бы уже убрать руку, но вместо этого слегка провел указательным пальцем по холодной и гладкой щеке Валери. Странно, но ему не было неприятно оттого, что Жильбер наблюдал за этой затянувшейся лаской. Глаза юноши смотрели, не мигая. Валери дышала очень тихо. Потом она вдруг завладела рукой Жан-Марка, поднесла ее ко рту и, оскалившись, укусила ему кончики пальцев. Жан-Марк приглушенно вскрикнул. Валери рассмеялась и откинула голову назад.

Жильбер поставил чашку на стол.

— Ну, ладно, на этот раз я действительно ухожу.

— Как, уже? — встрепенулась Валери, словно очнувшись от своих раздумий.

— Да, мне пора.

— Ты что, обещал бабушке?

— Вот именно, — грустно улыбнувшись, ответил Жильбер.

Жан-Марк чувствовал себя виноватым, хотя ему не в чем было себя упрекнуть. Жильбер сделал все, чтобы испортить сегодняшний день. Когда он ушел, Валери прошипела:

— Рвотный порошок! Больше я с ним никуда не пойду!

Жан-Марк кивнул ей в знак согласия. Что с ним происходит? Никогда еще он не хотел ее так, как в эту минуту. Он притянул ее к себе и глухим голосом сказал:

— Пойдем ко мне?

Валери встала. Можно было не сомневаться — она заранее знала, чем закончится их поход в музей. Как ему было легко с ней!

Они ждали Николя к завтраку до последнего. Но в три у Александра начинались занятия, поэтому в половине второго Франсуаза поджарила бифштексы, разогрела картофельное пюре и поставила на стол. Александр с энтузиазмом принялся за мясо. Сама же Франсуаза, расстроенная из-за Николя, потеряла аппетит и едва притронулась к еде. Неорганизованность, непоследовательность, наплевательское отношение ко времени, простительные, с ее точки зрения, отцу, ужасно раздражали в сыне, в отношении которого она сохранила всю трезвость суждений. Он, как и следовало ожидать, унаследовал все недостатки Александра, преумножив их стократ. Поселившись у отца и его жены, Николя позволял себе жить так, как ему хочется, не пытаясь хотя бы немного облегчить бремя своего присутствия. Естественно, он не нашел ничего похожего на работу. Место билетера в кинотеатре, которое, как он говорил, было ему обещано — более того, даже оставлено за ним, — теперь упоминалось только как некая гипотетическая возможность. Изредка Николя давал себе труд заглянуть в маленькие газетные объявления, пребывая при этом в полной уверенности, что там не найдется ничего подходящего. Зато он вбил себе в голову, что ему надо посещать уроки актерского мастерства. Считая, что сына надо хоть чем-то заинтересовать, Александр поддерживал его в этом начинании. Он надеялся, что тексты классических произведений, над которыми придется трудиться Николя, пусть немного, но все же послужат его образованию. Это лучше, чем шататься по кафе, думал Александр. Теперь четыре раза в неделю, по вечерам, Николя посещал занятия Клебера Бодри. Он уходил в восемь, а возвращался в час ночи, преисполненный чувства собственной значимости. Франсуаза волновалась, понимая, что это только иллюзия деятельности. К тому же, она все больше страдала от тесноты. Но что она могла сделать?! Правда, недавно у нее в голове возник один план, нереальный и в то же время очень заманчивый. Она мучилась, не решаясь рассказать о нем мужу.

Александр, сидя перед ней, жадно и торопливо поглощал пищу. Он даже не подозревал о мыслях, которые тяготили Франсуазу. Наконец она решилась:

— Знаешь, я тут подумала… на рю Бонапарт есть еще одна комната для прислуги. Вполне приличная. Она не занята… я хочу поговорить с Кароль о Николя.

Александр дожевал кусок мяса, вытер салфеткой губы и, выпив стакан вина, пробурчал:

— Не понимаю, что ему делать на рю Бонапарт?

— А тебя не смущает, что он все время находится между нами?

— Если он будет жить отдельно, это обойдется нам вдвое дороже.

— Когда он найдет работу…

Александр покачал головой.

— Это не так просто, у него же нет никакой специальности.

— Как только он лишится тепличных условий, которые мы ему создали, то рано или поздно, со специальностью или без, но что-нибудь да отыщет по части заработка.

— Что ж, может быть. В общем, как я понял, ты хочешь выставить его за дверь.

— Нет, я просто хочу поселить его в другом месте.

Франсуаза поменяла тарелки и принесла сыр.

— Хорошо, — проворчал Александр, — поговори с Кароль.

Не возобновив этот разговор, они медленно, с удовольствием пили кофе. Теперь, когда она открыла мужу свой план, Франсуаза не намеревалась торопиться с его воплощением в жизнь. Перспектива просить Кароль об одолжении парализовала ее. К тому же, было неизвестно, как отнесется к этому предложению сам Николя? Имела ли она моральное право, однажды дав ему приют, теперь выгонять его?

Александр посмотрел на часы и, взяв кофейник, налил себе еще чашку. В этот момент дверь резко распахнулась и на пороге возник улыбающийся Николя. Как всегда, у него был вид бойца, идущего в атаку.

— Надеюсь, вы меня не ждали? — спросил он и, повернувшись к входной двери, добавил: — Ты идешь?

Позади него, виляя бедрами, появилась высоченная плоская девица с трагическим лицом. Темные прямые волосы падали ей на плечи.

— Это — Алисия, мы с ней вместе учимся, — пояснил Николя. — Нам с ней надо отрепетировать одну сцену к сегодняшнему вечеру.

Он еще ни разу не приводил в дом девушек. Франсуаза, взбешенная этим бесцеремонным вторжением, все-таки пересилила себя и, улыбнувшись девушке, предложила ей присесть. Вместо ответа Алисия состроила противную мину и плюхнулась на стул. Рот и глаза у нее были очень большими, но при этом она казалась немой и слепой. Красивая и равнодушная, она снисходительно относилась ко всем и вся. И как только столь апатичная особа могла возомнить себя драматической актрисой? Ей было не больше двадцати. «Моя ровесница», — с удивлением подумала Франсуаза, чувствуя себя значительно старше. Из вежливости она поинтересовалась, из какой пьесы они будут готовить сцену.

— «С любовью не шутят»[13], — ответил Николя.

— Полагаю, вы будете Камиллой, мадемуазель, — спросил Александр, закуривая.

Не разжимая губ, девушка утвердительно кивнула.