Безумие Божье. Путешествие по миру гонений - Грегг Льюис

В иллюминатор я видел враждебную землю, сухую, безжизненную пустыню и жесткий камень. Где та добрая земля, о которой говорил Иисус? Я так устал от булыжников, твердого грунта, сорняков и чертополоха… Где тут, в Сомали, добрая почва? И есть ли она? Прорастет ли там хоть одно зернышко?

* * *

Души наши были изнурены. Было ясно: мы шли к завершению. Столько потерь, столько боли… Мы вернулись в Америку, и эти вопросы не давали мне ни минуты покоя.

Стоило все это того или нет? Не умрут ли все равно те пятьдесят тысяч, которых мы кормили каждый день? Что мы могли сделать иначе? Что нам следовало сделать иначе? Может ли вера в Иисуса просто выжить в таком враждебном месте, не говоря уж о том, чтобы расцвести? И куда нам теперь идти? Что нам теперь делать?

Смерть Тима изменила нас. И после всего, через что мы прошли, мы спрашивали себя: хотим ли мы и дальше рисковать собой и семьей, дабы исполнять то, к чему нас призвал Бог? Откровенно сказать, я думал, что эти вопросы уже решены, – но сейчас уже не был уверен.

* * *

Я понял, что чувствовали ученики Иисуса в ту темную горестную субботу, разделившую распятие и воскресение. Даже в самые мрачные времена я не сомневался в глубине любви Иисуса и Его желании умереть за меня на кресте. И в самые темные дни я не сомневался в воскресении Иисуса.

Но сейчас во мне шла борьба: я не мог соотнести Его воскресение с тем, что видел в Сомали – и ничем не мог доказать, будто добро побеждает зло, а любовь превосходит ненависть.

Новый путь

В глубине души мы знали: отныне все будет иначе. Мучительно было осознавать, как сильно изменилось все, и прежде всего – мы сами. Это прозвучит банально, но мы понимали: нам уже не вернуться домой. Но благодаря милосердию и заботе Божьих людей наша семья нашла себе пристанище.

Нам дали год отпуска за свой счет, и альма-матер пригласил нас пожить в кампусе. Я мог служить там священником. Эта возможность привела нас ближе к семье и дала дело, наполненное смыслом. В кампусе, рядом с любимыми и близкими, нам было легче войти в новую жизнь и излечить душевные раны.

* * *

Бог даровал Рут умение работать с людьми, и это принесло нашей семье добрый плод. За годы, проведенные в Найроби, Рут превратила наш дом в тихую гавань, прибежище, тихую келью для утративших путь и лишенных надежды. Она создала такой мир и в нашем старом кампусе, однако в этот раз – для нас. Вскоре к нам ради совместных трапез, веселья и братского общения стали приходить преданные христианству студенты. Вероятно, не ведая об этом, они очень нам помогли: их энергия, любовь и рвение ко Христу лечили нас и оживляли наши души.

Со временем я осмыслил кое-что из сомалийских впечатлений, пересмотрел вопросы и проблемы, над которыми там бился, и снова прошел через яркие воспоминания о мрачных временах – временах ярости, скорби, отчаяния.

Я начал понимать, что мне удалось выжить в сомалийском безумии, лишь вытолкнув переживания прочь. Один из способов справиться с невозможным – просто не думать о нем. Я осознал, что занимался этим все те годы. Тогда у меня просто не было времени обдумать положение. Думаю, я и не подозревал, будто время найдется – и вот внезапно и со всей ясностью понял, что оно пришло.

Сейчас, в безопасности, в кругу любящих людей, я заставил себя вернуться к этим вопросам. Может ли Бог на самом деле победить зло? Правда ли любовь сильнее ненависти? Как сохранить хоть огонек надежды в отчаянии? Как может вера выжить в такой безумной земле, как Сомали? Как наслаждаться полной, победоносной жизнью, обещанной Иисусом, в тех уголках нашего мира, где невозможно даже находиться? Может ли христианство быть действенным за пределами западных стран – приукрашенных, склонных к порядку? И если да, то как?

Снова и снова я осознавал, сколь плохо, сколь ужасно плохо мы подготовились и как мало у нас было сил, когда мы попытались вершить миссию на Африканском Роге. Мы приземлились в Могадишо, в столице страны воинственного ислама, посреди жестокой гражданской войны, не зная ничего о том: 1) как жить в условиях гонений, 2) как свидетельствовать о Боге перед людьми, ничего не знающими об Иисусе и враждебными к знанию о Нем, 3) как учить новых верующих выживать среди врагов. Мы и представить не могли, как безумствует зло в Сомали. И, ра-зумеется, нас не учили тому, как с ним совладать.

И дело было не в том, что наше гуманитарное агентство послало нас туда несведущими и без подготовки. Исток проблемы лежал глубже. Воспитание, данное нам в местной церкви, никак не могло подготовить нас к Сомали. То, как нас учили вере, то, как мы росли в ней и созревали, никого бы не смогло подготовить. Да, мы были такие не одни. Но радостней от этого не становилось.

* * *

Студенты, ставшие нашей новой семьей, играли неоценимую роль в нашем душевном исцелении и помогали справиться с унынием и опустошенностью от воспоминаний. Мы же откровенно рассказывали им о нашей жизни. Они хотели знать о том, как мы ощутили призвание проповедовать среди народов об Иисусе – и сами по себе, и как пара. Мы честно говорили об ошибках, страхах, глупости и нравственных ограничениях, и еще – о том, что Бог властен проявлять себя даже в наших ошибках. Их тронули наши истории о деяниях Бога в Малави и Южной Африке.

Из них многие серьезно рассматривали возможность служить Богу в других странах, и мы чувствовали, что обязаны изобразить реалистичную картину того, что может их ждать. Мы откровенно говорили о хороших, плохих и очень плохих сторонах призвания – и чувства наши порой бушевали.

Было весело рассказывать вдохновляющие истории об успехе миссии. Но мы говорили и о безумии зла, о бесчеловечности, о боли провала. Об ужасах, которые нас потрясли. Мы признавались в сомнениях и духовной борьбе. Ставили перед ними те же вопросы, что терзали нас: Хватит ли сил Благой вести Евангелия, чтобы одержать верх над силами зла во мраке нашего мира? И если да, то почему в Сомали мы видели столь много крестных страданий и так мало узнали о воскресении?

Мы были с