1941 – Туман войны - Иван Петрович Байбаков

на крыльях, подскочил к оберсту, сильным ударом по руке сбил захват и плечом оттолкнул Кешу в сторону, потом ловко уклонился от удара и сам вошел в захват.

С большим удовольствием, резко и сильно боднул оберста своей лобастой головой прямо в его ненавистную харю, потом провел мощный удар коленом в корпус – точнее, не то чтобы именно в корпус, а скорее, в самую нижнюю и самую уязвимую часть корпуса, то есть в пах, – потом чуть отшагнул и добавил согнувшемуся немцу еще один удар коленом, и снова в его нацистскую морду, затем сверху, кулаком по затылку, и еще одним ударом коленом, теперь сбоку, в бедро опорной ноги, свалил ошеломленного оберста на землю, а сам, оставшись на ногах, с большим удовольствием добавил еще несколько ударов ногами, окончательно переводя арийского рукопашника в состояние бессознательной тушки. Сплюнул презрительно и отошел в сторону, безуспешно пытаясь скрыть довольную улыбку – на душе его сразу и сильно полегчало.

Сам Сергей за те несколько коротких мгновений, пока Сотников, согласно заветам Конфуция, «за зло платил по справедливости», успел для себя заметить и оценить сразу несколько вещей. Заметил, что правила связывания при конвоировании бойцы недавно сформированного комендантского взвода либо вовсе не знают, либо не соблюдают, и с этим во избежание повторения таких вот, феерических, по своему идиотизму, представлений для общественности предстоит разобраться.

Заметил и еще раз подтвердил для себя, что штатные мосинские трехлинейки с примкнутым штыком совершенно не подходят к ситуациям скоротечной «собачьей свалки» на дистанции кулачного удара, и потому его идея вооружить всех бойцов в своем отряде короткостволом в качестве второго оружия – совершенно правильная, а для конвоиров, пожалуй, надо будет предусмотреть автоматы, можно трофейные.

Заметил и оценил, что Сотников не только хорош и опытен в кулачной сшибке, но при этом еще и не теряет головы – не стал месить потерявшую сознание наглую арийскую морду сверх необходимого, и, занеся это казачьему комэску как дополнительный плюсик в карму, отметил себе в памяти, что хороший инструктор-рукопашник у него теперь есть.

А еще заметил, что Беляев, который успел нахватать плюх и поимел, судя по неуверенным движениям и очумелому виду, как минимум легкое сотрясение мозга, сейчас со всего размаха грохнется на землю, и успел подхватить падающего Ромео, а потом и оттащить того к недалекой лавочке. Рядом деятельно суетилась Марина, осторожно ощупывая пальцами мягкие ткани лица и заглядывая пострадавшему в глаза, проверяя реакцию зрачков. И при этом что-то ласково-успокаивающе приговаривала, на тему того, что все будет хорошо, – что там обычно приговаривают раненым и больным врачи, чтобы их успокоить.

– Ну что, красавица… Что там с лицом и организмом у твоего защитника?

– Скажете тоже… у моего, – чуть лукаво улыбнулась девушка. – А что касается повреждений – так ничего особо страшного: легкое сотрясение мозга, многочисленные ушибы мягких тканей лица… и всего тела, – тихо хохотнула девушка и повторила: – Ничего страшного, до свадьбы заживет.

И передала все еще находящегося в прострации Беляева подоспевшим санитарам, потащившим того в медсанбат для оказания неотложной медицинской помощи.

– Вот, кстати о свадьбе… – обрадовался Сергей подходящей подводке к непростому разговору, который он уже не раз собирался провести, да все как-то не складывалось. – Ты, Мариночка, присмотрись к нашему раненому герою поближе, на предмет более близкого знакомства и отношений, он, на мой взгляд, человек стоящий и с тебя глаз не сводит. Вон, в неравный бой за тебя кинулся, лечи его теперь…

– Он?.. – Марина широко распахнула глаза и, оглядевшись по сторонам, тихо прошептала: – Товарищ лейтенант, вы серьезно?! Да он же еще мальчишка совсем, а я… И потом, вы же знаете, там, в лагере военнопленных, меня… Ну, вы понимаете… И, кстати, про «кинулся в неравный бой…» – это ведь как раз последствия моего пребывания в том лагере… И этот позор теперь уже навсегда, до самой смерти…

– Ты знаешь, Марина, есть много поговорок и анекдотов на тему того, что красота и ум – они в женщине есть вещи несовместные. Так вот, я думал, что это не про тебя. Неужели ошибался?

Сергей с удовольствием полюбовался лицом слегка ошеломленной его последними словами Марины, а потом продолжил:

– Разъясняю твои сомнения по пунктам. Во-первых, он уже не мальчишка – на войне все мальчишки только до первого боя мальчишки, а потом уже нет, кому выжить повезет… Так что он вполне себе боевой оф… командир – да, молодой, да, еще малоопытный, опять же, в мордобое его надо будет поднатаскать, но он далеко не мальчишка. И кстати, разница в возрасте у вас не такая уж и великая, чтобы из этого трагедию устраивать. Во-вторых, что касается лагеря, так он тебя первый раз в том самом лагере и увидел, когда ты из немецкой казармы вышла, – с тех пор глаз и не сводит, так что ты эти свои выдумки брось, пустое это, особенно для него. И вот еще, про лагерь и тебя в том лагере… Там ты пленных лечила и от смерти спасала, как могла, а все пленные это видели… И вот это самое главное, а все остальное… Умные сами все поймут и навсегда забудут, а те, кто сразу не поймет и не забудет, тому по первому разу остальные объяснят, может даже и с уроном для его здоровья и товарного вида. А если кто и тогда не поймет, язык свой поганый распускать будет… Дураков и подонков я в своем подразделении держать не намерен! Да и карму такие паскудники себе очень сильно портят, а ведь вокруг война, и воздаяние за грехи, неожиданно для самого подонка, может случиться очень быстро… Поэтому ты, красавица, меня не разочаровывай и дурочкой из переулочка не прикидывайся. Ясно тебе?

– Ясно, Командир, – Марина, которая на людях демонстративно бодрилась и шутила, но которую тот… факт ее биографии камнем давил в душе, а теперь, после этих слов ее нового командира, вроде как начал трескаться и осыпаться пеплом облегчения, несмело и чуть растерянно улыбнулась.

– Ну, а раз ясно – тогда прекращай эти свои рефлексии, и парня хорошего не упусти, а иначе потом, после войны, ох, как сильно об этом жалеть будешь… И вот еще что. Как отрядный медик, займись-ка ты нашим связистом лично, в смысле лечения – это мой тебе командирский приказ. Ему сейчас снова на узел связи идти – немецких радистов в эфире больше некому контролировать, так ты к нему заходи почаще, состояние здоровья проверяй, перевязки там, примочки всякие, что по медицине нужны