Братья. Джон Фостер Даллес, Аллен Даллес и их тайная мировая война - Stephen Kinzer

что он знает эти истины. Вот почему Андрей Вишинский кричал: "Этого человека надо посадить в кандалы". Можно ли придумать лучшую дань или более вескую причину для того, чтобы держать его в Сенате? Коммунисты недолюбливают Фостера Даллеса по той же причине, по которой он нравится вам. Он знает, что их самая большая угроза для нас - это внутреннее проникновение попутчиков. Вот почему он борется с социализмом и всеми признаками этой политической раковой опухоли в этой стране.... Неудивительно, что русские не хотят видеть его в Вашингтоне!"

Внеочередные выборы были назначены на 8 ноября 1949 г., и по мере их приближения предвыборная кампания приобрела неприглядный характер. Фостер утверждал, что Леман "толкает нас по пути к социализму" и к "очень серьезной потере личных свобод", что объясняет, почему "коммунисты стоят на его стороне". Демократы ответили, что работа Фостера в банке Шредера и других немецких фирмах сделала его "адвокатом тех, кто создавал нацистскую партию". Они также утверждали, что его выступления в 1930-е годы "оправдывали захват земель Германией, Японией и Италией", а его юридическая работа в Банке Испании свидетельствовала о симпатиях к фашистскому режиму Франсиско Франко. В этом было достаточно правды, чтобы вывести Фостера из равновесия. Во время предвыборной кампании на севере штата он сказал толпе: "Если бы вы видели, какие люди в Нью-Йорке составляют этот блок, который голосует за моего оппонента, я знаю, что в день выборов вы бы вышли на улицу, все до единого". Леман назвал эти слова антисемитскими и "дьявольским и преднамеренным оскорблением жителей Нью-Йорка". В итоге Фостер потерпел поражение с перевесом в 200 тыс. голосов.

Я рад, что "Утка" проиграла", - сказал Трумэн, узнав новость.

* * *

Политические кампании и общие, хотя и разрозненные, амбиции сближали братьев Даллес в конце 1940-х - начале 1950-х годов. Разница между ними заключалась в том, что если Аллен был счастлив оставаться незаметным, то Фостер искал способы оставаться в новостях. После недолгого пребывания в Сенате он вернулся в фирму Sullivan & Cromwell, но при этом был американским делегатом на первых сессиях Генеральной Ассамблеи ООН, рассматривал возможность выдвижения на пост президента Принстонского или Колумбийского университетов и даже косвенно интересовался перспективой работы в администрации Трумэна.

"Что, этот ублюдок?" ответил Трумэн, когда эта идея была высказана в его адрес. "Только не на свою жизнь".

Несколько месяцев уговоров под руководством сенатора Ванденберга привели к тому, что Трумэн, наконец, смягчил свою точку зрения. В мае 1950 г. он согласился назначить Фостера "советником государственного секретаря". К всеобщему удивлению, поскольку Фостер в основном занимался политикой в отношении Европы, его первым серьезным заданием стали переговоры по заключению окончательного мирного договора с Японией. Он руководил переговорами, в результате которых был заключен договор, а в первые месяцы 1952 г. лоббировал интересы республиканцев в Сенате, добиваясь его ратификации. Трумэн был впечатлен и предложил ему стать послом в Японии. Он отказался от этой должности, поскольку "не видел смысла быть на конце линии электропередачи, если сама электростанция не функционирует".

То, что Фостер так пренебрежительно отзывался о Трумэне, отражало новые политические реалии. Срок полномочий Трумэна заканчивался. Опасения холодной войны усилились, когда Советский Союз испытал ядерное оружие, коммунисты укрепили свое господство в Китае, а коммунистическая армия вторглась в Южную Корею. Фостер вновь стал успешным дипломатом и полемистом. Его давняя мечта казалась вновь достижимой.

Перспективы Аллена также становились все более радужными. Он и его соратники из числа бывших сотрудников OSS не ослабевали в своих тихих, но настойчивых попытках превратить ЦРУ из агентства по сбору разведывательной информации в агрессивную силу глобального масштаба. В 1950 г. два события, одно из которых было секретным, а другое попало на первые полосы газет, укрепили их позиции.

Во-первых, Трумэн принял леденящий душу программный документ под названием NSC-68, подготовленный Советом национальной безопасности и определявший американскую внешнюю политику на следующее десятилетие и далее. Его центральным положением было то, что Советский Союз "неизбежно воинственен, потому что он обладает и одержим мировым революционным движением, потому что он является наследником российского империализма и потому что он является тоталитарной диктатурой". Трумэн принял его без открытого обсуждения и никогда не ссылался на него публично. Она оставалась секретной в течение десятилетий.

Советский Союз, в отличие от прежних претендентов на гегемонию, одушевлен новой фанатичной верой, противоположной нашей, и стремится навязать свою абсолютную власть всему миру. Поэтому конфликты приобрели эндемический характер и ведутся Советским Союзом как насильственными, так и ненасильственными методами в соответствии с диктатом целесообразности. С развитием все более страшного оружия массового уничтожения каждый человек сталкивается с постоянной возможностью уничтожения, если конфликт перейдет в фазу тотальной войны.....

Любое существенное дальнейшее расширение территории, находящейся под властью Кремля, приведет к тому, что не удастся собрать коалицию, способную противостоять Кремлю с большей силой. Именно в этом контексте Республика и ее граждане, находящиеся на подъеме своей мощи, оказываются в глубочайшей опасности.... Вопросы, стоящие перед нами, судьбоносны, они связаны с реализацией или уничтожением не только Республики, но и самой цивилизации. Они не терпят отлагательств. Сознательно и решительно это правительство и народ, который оно представляет, должны принять новые судьбоносные решения.

Менее чем через два месяца после того, как Трумэн превратил NSC-68 в официальную политику США, коммунистические солдаты из Северной Кореи вторглись в Южную Корею. Документы, опубликованные спустя десятилетия, ясно показывают, что это вторжение не было частью грандиозного советского заговора и даже не было идеей Сталина, но в то время никто этого не знал. СНБ-68 изображал Советский Союз стремящимся к завоеванию мира, и вторжение в Южную Корею, казалось, доказывало это. Трумэн немедленно обратился к Конгрессу с просьбой выделить 10 млрд. долл. на закупку нового вооружения и еще больше на увеличение численности армии США.

Так или иначе, нападение Северной Кореи вскоре стало казаться многим в Вашингтоне лишь первым шагом в неком "грандиозном замысле" советских лидеров распространить свою власть на другие части света с помощью силы", - писал много лет спустя Джордж Кеннан, бывший посол в СССР. "Неожиданность этого нападения - тот факт, что мы не имели никакого предупреждения о нем, - только стимулировала уже существовавшее предпочтение военных планировщиков делать выводы только из оценки возможностей противника, отбрасывая его намерения, которые можно было смело считать враждебными. Все это усиливало милитаризацию мышления в отношении "холодной войны" в целом и подталкивало нас к позиции, при которой любая дискриминационная оценка советских намерений была нежелательна и неприемлема".

Тот факт, что предупреждение о