Кыш и Двапортфеля - Юз Алешковский

Дядя Сергей Сергеев, пока Тигра рассказывал, читал газету. Мы пошли дальше. По дороге я успел расспросить его, что такое цунами. Оказывается, это самая большая из всех океанских волн, высотой с многоэтажный дом. И папа моих вопросов боялся, как этой волны.

Когда мы подошли к нашему дому, дядя Сергей Сергеев сказал:

– Ну, Алексей, будь здоров. Рад, что смог тебе помочь.

Он был такой высокий, что тётя Женя с первого этажа сердито задёрнула на окнах шторы.

– А вы? – спросил я. – Мы же идём к нам обедать. Скоро мама придёт.

– Зашёл бы, но… хочу успеть в одно место.

Дядя Сергей Сергеев запыхтел трубкой, лицо его утонуло в дыму, и я догадался, что он не хочет заходить к нам из-за ссоры с папой. А расспрашивать, что это всё-таки за ссора, мне было неловко, хотя и очень интересно. Я его поблагодарил. Он погладил меня и Кыша по голове и ушёл. И за ним, как за паровозом, тянулось облако дыма…

Лифтёрша тётя Кланя, когда мы вошли в подъезд, заахала и запричитала:

– Нашёлся касатик… Да кому ты помешала, добрая скотинка?.. Где же ты пропадал?.. Уши твои длин-ныи-и, пыльны-и, курча-вы-и…

– В институте он был. Опыты на нём хотели делать. На другую планету запустить, – пошутил я.

– Что ж, там собак не хватает, на тех планетах-то? – спросила тётя Кланя.

– Они только у нас на земле водятся, – сказал я, опустил наконец Кыша на пол и, волнуясь, как будто нажимал кнопку пуска ракеты, нажал чёрную кнопку нашего этажа.

Кабина вздрогнула, и мне показалось, что под нами загрохотали двигатели ракет и в круглых иллюминаторах виден покачнувшийся и уменьшающийся на глазах краешек Земли. Облака… океаны… и разные страны… На плечи мне давит страшная тяжесть, но я слежу за десятком приборов и управляю ракетой.

– Мы летим на другую планету, – сказал я Кышу. – Там срочно потребовались собаки.

«А мне всё равно, куда лететь. Лишь бы мы были вместе. Без тебя я не могу. Рр-y», – ответил Кыш, и мы с ним поплавали в невесомости.

Только мне было тоскливо оттого, что я надолго улетел от мамы, и папы, и Снежки. Прямо лучше бы не улетал!..

Вдруг двигатели ракеты, отгрохотав, смолкли, я дотянулся на цыпочках до иллюминатора в железной двери, чтобы взглянуть, что это за планета, на которой не водятся собаки и на которую мы прибыли с Кышем.

Я взглянул, проморгался, ещё раз взглянул и понял, что на ступеньках лестницы этой планеты, подложив под себя портфель, сидит Снежка, уткнувшись подбородком в коленки, и лицо у неё грустное-грустное. И тут меня разобрала такая радость от встречи со Снежкой, что я заорал:

– Э-э-гей! Это мы-ы! Я и Кы-ыш!

Снежка вскочила со ступенек, я открыл двери и бросился к ней. Ведь мы не виделись целый век, а может, и больше.

Мы со Снежкой взялись за руки, и заплясали от радости на площадке, и хохотали, но слов никаких не говорили, как будто я и взаправду прилетел с другой планеты и не знал Снежкиного языка. А Кыш бегал вокруг нас и от радости долаялся до того, что слегка охрип. Но соседи, смотря на нас, не ругались и не просили прекратить шум.

Вдруг внизу забарабанили кулаком по стене шахты. Я забыл закрыть дверь кабины. Подойдя к кабине, я увидел, что Кыш успел налить на пол лужу, и побежал домой за тряпкой. Но соседи закрыли дверь без меня, и лифт поехал вниз. Когда я сбежал по лестнице вниз, тётя Кланя уже сама вытирала пол кабины тряпкой и несердито сказала:

– Ну, ровно малое дитё… ровно малое дитё…

– Больше этого не будет, – пообещал я ей.

Снежка и Кыш были уже дома. Кыш лежал на своём матрасике и так глубоко вздыхал, что немного приподнимался при каждом вздохе.

«Ну, нету на белом свете сил, чтобы унесли меня ещё раз отсюда!» – говорил он при этом.

– Кыш, по-моему, стал белей, чем раньше. Наверно, поседел от переживаний. Так бывает, – сказала Снежка.

И я ей всё рассказал и про Олю, и про аспиранта Пашкова, который, к счастью для нас, не забыл своё сердце дома, и про дядю Сергей Сергеева, и как я убежал от директора, и про встречу с Володькиным, человеком в синем плаще, и как Кыш прочитал моё первое в жизни письмо, и наконец про Рудика. Снежка, как только услышала, что это он с какими-то дружками унёс Кыша, так сжала кулаки и сказала:

– Пошли к нему!

– И что мы сделаем? – спросил я.

– Опять струсил? – разозлилась Снежка.

– Ни капельки. Но что мы ему сделаем? – ещё раз спросил я. – Как мы его накажем? Тут надо думать. У меня знаешь какая ненависть? А ведь я его пожалел после приговора на подписку!

Снежка села на диван и задумалась, а я пошёл на кухню, достал из кастрюли замечательную кость, которую из-за большой печали вчера отказался глодать папа, и в миске принёс Кышу.

Он при моём появлении присел на матрасике, потянул носом и от наслаждения замотал головой. Я поставил перед ним миску с костью. Кыш сбегал к входной двери, прорычал своим врагам:

«Не вздумайте красть мою кость и меня!» – и не спеша принялся за своё любимое блюдо.

– Я придумала, – сказала Снежка. – Знаешь, что такое дуэль?

Я этого не знал.

– А сказки о Золотом петушке, о рыбаке и рыбке знаешь? И о царе Салтане?

– Это хорошие сказки… Мне папа их читал, – сказал я.

– Их придумал для нас Пушкин, а его убили на дуэли, – сказала. Снежка. – Валя, моя сестра, проходит про это в школе. И мы будем проходить.

– Расскажи, – попросил я, и сердце у меня защемило от жалости к Пушкину.

Разве можно убивать людей, которые придумывают для нас такие хорошие сказки!..

Снежка тихим голосом рассказала мне всё, что знала о Пушкине – весёлом, кудрявом и смелом писателе… Как он был внуком арапа Петра Великого, как ругался с царём и защищал разбойника Дубровского, а царь разозлился и подослал Дантеса, чтобы похитить у Пушкина самую красивую на свете жену Наташу и увезти её за тридевять земель, чтобы Пушкин умер от горя… А сам Дантес был красивый и противный, как Рудик… Но Пушкин догадался и вызвал его на бой, под названием дуэль. Эта дуэль была на морозе у страшной Чёрной речки. Дантес первый выстрелил в Пушкина из нагана, да ещё не по правилам – разрывной пулей. Пушкин упал и тоже выстрелил из последних сил и, главное, попал, но Валя сказала, что у этого негодяя Дантеса, опять же не по правилам, под майкой был железный щит, и он не умер. А Пушкин умер…

После рассказа Снежки мы посидели и помолчали. Кыш продолжал есть кость. А в моём сердце закипела такая злость за то, что Пушкина убил человек, похожий на Рудика, что я вскочил с диванчика и крикнул:

– Я хочу на дуэль! Я его вытащу на дуэль!

– Не вытащу, а вызову, – поправила меня Снежка. – И нужно всё по правилам делать, хотя таких Рудиков без всяких правил выселять надо подальше!