Год порно - Илья Мамаев-Найлз

играет и выигрывает у Гранта. Он привел пропорциональное соотношение их побед. Они заговорили громче, и Марк почувствовал себя лишним.

Нет, ты не отлично играешь. Ты допускаешь глупые ошибки.

Неправда.

Что это такое?

Да неправда.

Соня, что это такое? Почему ты себя ведешь как ребенок?

Соня повторяла неправда, приближаясь к лицу Гранта, и тот мягко сжал ее щеки пальцами так, что она стала похожа на рыбу. Соня рассмеялась, и он отпустил.

Ребенок, сказал Грант, продолжая на неесмотреть.

Все уже готово, наверное, сказала Соня. Сейчас принесу.

Марк проиграл, но Грант поблагодарил его за интересную партию, и они пожали руки. Поев, Грант лег на кровать, а Марк остался за столом. Соня сидела на полу, пила вино и подливала Гранту, когда тот просил. Они заговорили о литературе, потому что Грант все темы переводил на литературу, а оттуда перепрыгнули к древним грекам, среди которых Грант чувствовал себя максимально комфортно. Марку же было комфортнее в современности. Он заговорил про Салли Руни, про максимально упрощенный язык, воспроизводящий современное общение как в соцсетях, так и в жизни, и Грант потянулся за томиком кого-то давно мертвого, чтобы доказать, что новаторства в этом нет. Соня глядела на порог комнаты и молчала.

Ты не читала Normal People? — спросил ее Марк.

Она покачала головой, но начала делиться мыслями по поводу одной из тем, которую обсуждали.

Нет, Соня, это не так, сказал Грант. Ты просто не разбираешься в литературе.

Потом он взял томик Паунда и стал читать вслух — неуклюже и неправильно.

Вот это настоящая литература, сказал он.

Марк заглядывал к ним время от времени, и все всегда проходило примерно так же. Иногда они вместе гуляли и сидели в кафе. Соня сказала, что ей нужен вот такой вот мужчина с авторитарной фигурой.

У меня такой отец, так что…

Окей, говорил ей Марк. Это твое дело.

Ссоры между Соней и Грантом вспыхивали постоянно и каждый раз внезапно. Вот только что они гуляли в обнимку по городу, обладали им, господствовали над прохожими, подавляли их своей молодостью и красотой. А теперь уже орали друг на друга в магазине якобы из-за вина, и люди их боялись и сторонились. Марк выбирал овощную смесь. Пошел было к ним, но, услышав крики, развернулся и направился к мясу. Пакетик со смесью приходилось перекладывать из одной руки в другую. Пальцы помнили холод упаковки и, снова схватившись за нее, болели не заново, а еще сильнее. Марк схватил кусок говядины и, положив на него смесь, двинул обратно.

Потому что это мои деньги, сказал Грант, уставившись на Соню.

Я могу сама заплатить, сказала она.

Моими деньгами, которые я тебе перевел.

Нет.

А какими?

Мне папа скинул.

Грант посмеялся.

И на много хватит, а, сказал он. На полбутылки или бокал?

Соня смотрела Гранту в глаза.

Пиздец, сказала она, качая головой.

Что пиздец, Соня? Ты пиздец, Соня.

Я хочу вот это, сказала она, показывая на бутылку.

Грант взял несколько бутылок другого вина и сказал Соне, чтобы та шла на кассу.

Плати, сказал он. Ты же говорила, что у тебя есть деньги.

Соня расстегнула сумку, сунула в нее руку и стала рыться, уставившись вперед, куда-то между людьми, стопками корзин, стенами и голубым звенящим небом, просвечивающим через стеклянные двери.

Недостаточно средств, сказала кассирша, когда Соня поднесла карту.

Соня попробовала еще раз, вышел чек, и кассирша повторила то же самое.

Не позорь меня, сказал ей Грант и оплатил покупку.

Идти под жарким солнцем было и без того невыносимо, а теперь просто хотелось сдохнуть. На нелепые фразы, которые произносил Марк, чтобы разбавить атмосферу, отвечал только Грант, и поэтому Марк ощущал себя соучастником его жестокости. У них дома Марк попросил показать ему, где что лежит на кухне, чтобы все приготовить. Соня сказала, что приляжет, потому что плохо себя чувствует. Грант прошел вместо нее, но не сумел помочь Марку отыскать посуду, масло и соль, потому что и сам не знал, где все это лежит.

Этим занимается Соня, сказал он.

Ладно, я разберусь.

А тебе что, нравится готовить?

Что?

Я могу сказать ей, чтобы приготовила поесть.

Ей же нехорошо.

Ей всегда нехорошо.

Все норм, я люблю готовить.

Ну тогда ладно.

Он неловко постоял у стенки, пока Марк доставал из пакета продукты, а потом сказал, что пойдет к Соне.

Окей.

Зови, если что.

Когда Марк закончил, оказалось, что пришли еще люди. Катя, дочка хозяина квартиры, которой Грант преподавал английский. И еще две девушки, Аня и Кристина. Они, как потом узнал Марк, встречались. Все были примерно того же возраста, что и он. Соня сходила на кухню и принесла еще тарелок, чтобы хватило на всех. Потом поставила пластинку кого-то, кого Грант любил слушать, и легла обратно на кровать с бокалом вина.

А ты чем занимаешься? — спросила одна из девушек у Марка.

Он переводит порно, сказал Грант.

Правда?

Ага, сказал Марк. И в кофейне еще работаю.

Марк в очередной раз объяснил, что там вообще в порно переводить, а потом увлекся, рассказывая про то, что его смешило, и спросил девушек, как они называют свой клитор.

Ну, типа, есть какое-то сленговое название?

Эм, ну нет. Клитор. Или просто пися.

Пися, да, сказала ее партнерша.

Вот, начал Марк. В этом и проблема. Мне в одном фильме нужно было перевести штук пять-шесть сленговых названий. Мальчик в лодке. Лысый на корабле. Такие всякие. И с этими еще ок, потому что, ну, они имеют смысл и можно хотя бы буквально перевести. А одно было просто набором звуков. Придумал для него новое — моська-тотоська.

Оу-у.

Это так мило.

Охуенно вообще. Моська-тотоська. Мне нравится.

Они смеялись и пили. В квартире стоял дым от сигарет. Каждая новая на вкус была еще более горькой, чем прошлая, и сильнее обжигала губы, но хотелось курить еще и еще. Хотелось курить постоянно. Даже когда предыдущая еще тлела между пальцами. Девушки рассказывали про свой первый любовный опыт. Аня встречалась с парнем, и ей было больно заниматься сексом. Ей почему-то очень хотелось, чтобы у них все получилось, но тело просто не принимало парня. А когда они расстались, она почувствовала легкость, и то, чего, как ей казалось, она хотела, забылось сном.

Ее подруга, Кристина, была только с девушками. Она поняла, что так будет, еще в школьной раздевалке, когда увидела за зимними куртками девочку без блузки и юбки. Грудь той девушки разбухла, и, казалось,