Дело о смерти фрейлины - Лариса Куницына

— Я буду рад, — произнёс Марк. — Я понимаю вас, поскольку и сам долгие годы был одинок, но теперь у меня снова есть родня, и чем больше у меня будет родичей, тем лучше.

— За это и выпьем, — кивнул Клермон, подняв свой кубок, Марк с удовольствием звякнул об него своим, и выпил. — Хорошее вино, — одобрил Клермон. — Знаете, ваше сиятельство, я с годами всё больше начинаю ценить дружеские и родственные связи. Никакие богатства не заменят простого человеческого общения.

— Для простого человеческого общения удобнее разговаривать без особых церемоний, так, может, оставим их? Мы с вами ровесники, родственники и наш статус равен.

— Разве что я — не друг короля, а в остальном так и есть. А потому прошу вас отныне звать меня Габриэлем.

— Тогда и вы зовите меня по имени, — усмехнулся Марк.

— Отлично! Я надеюсь, что это начало крепкой дружбы, которая продлится долгие годы.

— Надеюсь, так и будет, — кивнул Марк. — Кстати, вы напомнили мне одного человека. Когда-то у меня был друг, едва узнав которого, я подумал также. Увы, я утратил его, о чём до сих пор жалею.

— Он умер? — с сочувствием спросил Клермон.

— К счастью, нет, но он улетел на своём звездолёте туда, откуда прилетел. Мне до сих пор его не хватает.

— Что ж, по крайней мере, вы можете утешать себя тем, что он жив. Я уверен, что он тоже сожалеет о таком друге, как вы, Марк, и в тайне ждёт встречи. Как писал Орсини: «Услышишь ты вдруг, как мой рог пропоёт, что где-то есть друг, и что он тебя ждёт».

— Мне тоже всегда нравились стихи Орсини.

— У него отличный стиль изложения и образный язык.

— Вы читали? — улыбнулся Марк.

— Конечно! Я читал даже его поэму «Вертрад». А вы разве нет?

— Стихи читал, и кое-что знаю наизусть, но вот «Вертрада» не успел. Я однажды взялся за него, но это увидел король и отобрал у меня книгу, сказав, что такие сочинения губительны для юности.

— Ну, в чём-то он был прав. Я тогда тоже был юн и долго ходил под впечатлением, думая о том, какую из подружек отравить. Все эти страсти, страдания, предательство, ревность, месть, отравление и столь жестокая казнь главного героя… это довольно мрачно, и при этом описано так трогательно, что в голову начинают приходить всякие опасные мысли. Но я никого не отравил! — рассмеялся Клермон.

— Там было что-то про отравление подружки? — заинтересовался Марк.

— Да, главного героя предаёт подруга, он страдает, переживает плен и заточение, лелеет в душе месть, потом возвращается в родные края и жестоко расправляется с ней. Я покрывался холодным потом, читая, как он опоил её цикутой и смотрел, как медленно и мучительно она умирает, а он описывает ей свои страдания. В конце концов, я думаю, что его правильно за это казнили. Вот только четвертование — это слишком, можно было просто повесить или обезглавить. Да что я вам рассказываю! Теперь вы уже не пылкий юноша, и для вас, как для сыщика, будет интересно ознакомиться с этим произведением. Почитайте, получите удовольствие, если не от сюжета, то от изящного стиля изложения.

— Честно говоря, я понятия не имею, есть ли у меня эта книга. Я лишь мельком осмотрел книжные полки в кабинете и не знаю, что хранится в библиотеке.

— О, «Вертрад» там наверняка есть! Но чтоб вам не тратить время, перерывая сотни книг, а в вашей библиотеке их наверняка немало, я пришлю вам утром свой экземпляр.

— Я буду вам благодарен, Габриэль.

— Они уже забыли про церемонии! — рассмеялась Флоретта, взглянув на них.

— Конечно, иначе смешно звучит: «Как поживаете, ваше сиятельство?», «Неплохо, ваше сиятельство!», — передразнила их Мадлен.

— А можно и мне звать своего нового брата по имени? — поинтересовалась Флоретта, взглянув на Марка.

— Я буду счастлив, сестрица!

— Тогда и Мадлен пусть зовёт меня братом! — воскликнул Клермон. — Ты ведь не против? Марк не против!

— Я согласна, — кивнула та.

Они снова засиделись допоздна, и уже ночью Марк и Мадлен проводили Клермонов до двери. Габриэль, влюблённо глядя на своих новых родичей, пригласил их с ответным визитом на следующий вечер и пообещал, что устроит в их честь роскошный приём, а потом напомнил себе, что утром должен отправить свояку «Вертрада», после чего откланялся.

Утро было светлым, и Марк немного задержался в постели, обнимая жену и слушая её счастливый голосок. Она всё ещё не могла успокоиться, радуясь тому, что снова обрела любимую сестру, которая теперь, к тому же, будет жить совсем недалеко от неё.

Потом он всё же встал и пошёл завтракать. Прислуживавший за столом лакей сообщил, что недавно приходил посыльный от графа Клермона и принёс какой-то свёрток. Развернув голубой шёлк, перевязанный синей лентой, Марк увидел старинную книгу в солидном переплёте, к которой был приложен белый конверт из дорогой бумаги. В нём оказалось официальное приглашение на приём, который граф и графиня Клермон этим вечером дают в честь барона де Сегюра, графа де Лорма и его супруги. Марку как-то не верилось, что Габриэль сам встал в такую рань, чтоб отыскать книгу и написать приглашение, скорее, ещё ночью, вернувшись домой, он вызвал секретаря и дал ему поручение. Эта мысль снова напомнила ему о куче так и не разобранных писем на столе кабинета. Теперь он мог позволить себе второго секретаря, но где взять достаточно образованного и надёжного человека?

Он размышлял об этом по дороге в Серую башню, но, поднявшись в свой кабинет, всё же решил вернуться к расследованию смерти бедняжки Клодины. Какое-то время он сидел за столом, обдумывая известные ему на данный момент факты. Он уже не сомневался в том, что оба убийства связаны с печальной участью Матиса де Серро, однако сам он был уже мёртв, и Марку так и не удалось выяснить, кто ж мог так близко принять к сердцу его гибель, чтоб начать убивать спустя несколько лет после неё. Поняв, что двигаться в этом направлении пока некуда, он решил вернуться к вопросу о том, как были подменены пилюли от болезни почек. Единственное место, где по его разумению это могло быть сделано — это дом аптекаря Дельмаса. И потому он решил