Небесные воины - Вадим Проскурин

Когда я поднял руку с земли, она зашевелила пальцами, как будто приветствуя хозяина. И я поверил, что смогу сделать все необходимое. Я приложил руку к культе и представил себе, как непонятные сверхъестественные пленки, покрывающие срез с обеих сторон, притягиваются друг к другу, срастаются в единое целое и мгновенно растворяются в живой плоти. Я не думал о том, как происходит сращивание костей, как изодранные в лохмотья оконечности кровеносных сосудов находят каждый свое продолжение, как то же самое происходит с нервными волокнами, сухожилиями… Если задуматься над техническими деталями, чудо не сможет произойти. Когда сороконожку попросили описать, в каком порядке она переставляет ноги, она разучилась ходить. Я не должен уподобляться этой сороконожке. Если я хочу совершить чудо, я не должен задумываться над его реализацией, потому что тогда оно перестанет быть чудом и не сможет осуществиться. Я не взламываю код природы, как Леонардо да Винчи, я не ищу слабое место в ее законах, я просто устанавливаю вместо них свои законы. Я не знаю, как соотносится то, что повелел бог-творец, и то, что повелел я, я просто приказываю собственной руке прирасти к телу, а все остальное — уже не мои проблемы. Если моя воля будет сильна, мироздание извернется и найдет решение задачи, которую поставила перед ним моя воля. Я как бандит, пришедший в юридическую консультацию и предлагающий адвокату подобрать законное обоснование к беспределу. Если адвокату дорога жизнь, он обязательно что-нибудь придумает.

Нет, это неудачная аналогия. Я не приказываю мирозданию, я просто использую его силы, чтобы исполнять свои желания. В этом и есть разница между человеком и богом — человек приспосабливается к миру, а бог приспосабливает мир к себе. Это можно делать по-разному, но результат всегда одна — бог всегда приспосабливает мир к себе. Не нужно прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас.

Оказывается, все это время я сидел с закрытыми глазами. Открывать глаза было страшно — я боялся, что увижу, что мое левое предплечье не торчит из локтя, а валяется на окровавленной траве и по нему ползают муравьи. А кстати, есть ли в раю муравьи?

Я открыл глаза, посмотрел на траву и увидел, что никаких муравьев в ней нет — жуки ползают, мухи ползают и летают, а муравьев нет. На траве ничего не валяется, а мое предплечье торчит из локтя, как ему и положено, и на вид левая рука ничем не отличается от правой, если не считать зеркального отражения. Даже шрама никакого не видно.

Я осторожно пошевелил пальцами, ожидая, что они отзовутся жуткой болью. Когда руку отлежишь или отморозишь, а потом кровь вновь начинает поступать в капилляры, руку жжет и покалывает. А сейчас, когда кровоснабжение прервалось на несколько минут… да я должен на стенку лезть от боли!

Но боли не было. Зина говорила, что мессия может приказать и все станет по его воле, Головастик говорила, что Павел по воле Бомжа мог исцелять любых больных одним своим словом, без всех жутких побочных эффектов, что сопровождали исцеление моей мамы, мир ее праху. Они были правы, теперь и я понял, что такое настоящее исцеление. Теперь я понимаю, как Иисус возвращал к жизни расслабленных и бесноватых, как однажды он превратил смердящий труп в полноценного живого человека. Теперь я знаю, как приказывать бытию, чтобы приказ был исполнен. Кажется, я окончательно понял, что такое быть богом. Не просто магом, а магом самого высшего порядка — богом. Теперь мне открыто почти все.

Я поднялся на ноги и сделал несколько резких движений левой рукой. Все в порядке, никакой боли, никакого дискомфорта. Десять отжиманий… по-прежнему все нормально. Отлично! Спасибо, Головастик, за науку. Это был жестокий урок, но лучше такой урок, чем никакого. Да и вряд ли бы я усвоил материал лучше, будь он изложен в более щадящей форме.

Интересное наблюдение, кстати. Мифриловый крест, который я использовал на заре своей магической деятельности, активизировался только тогда, когда мне угрожала смертельная опасность. Последовательность заклинаний, перебросившая нас с Леной на новый уровень в иерархии волшебников, сработала только тогда, когда священник Спиридон, пусть земля ему будет пухом, едва не похоронил нас под развалинами церкви. На уровень бога я вышел, когда Бомж отправил меня в небытие. И вот теперь, сражаясь с Гавриилом, я сделал еще один шаг на том же пути.

В очередной раз подтверждается основной тезис нашей с Головастиком философии, которую смертные называют темной. Без страдания нет возвышения. Только пройдя испытание, преодолев себя и изменив себя должным образом, ты поднимаешься на следующую ступень совершенства. А если у тебя все хорошо, если ты счастлив и доволен жизнью, то ни о каком развитии не может быть и речи. Великие воины не рождаются во дворцах, а исключения вроде Александра Македонского всего лишь подтверждают правило.

И тут я уловил в райском небе неясное движение. А потом я увидел, что именно ко мне приближается, и расхохотался. Педагоги любят говорить, что усвоенный урок надо закрепить, что повторение — мать учения. Что ж, будет вам сейчас повторение. Закрепим урок.

Этот гость тоже был архангелом. Одет он был не в белоснежную тунику, а в длинный плащ золотистого цвета, волосы у него были не белокурые, а темно-каштановые, и никакого меча при нем не было. Но было в его взгляде и облике что-то особенное, я не мог выразить это словами, но ясно понимал, что передо мной архангел.

Архангел приземлился на траву, брезгливо огляделся и осуждающе покачал головой. А потом уставился мне в глаза пристальным гипнотизирующим взглядом и спросил:

— Ты кто?

— Меня зовут Сергей, — представился я. — Еще меня называют антихристом.

Архангел снова покачал головой.

— Время антихриста еще не пришло, — заявил он. — Те, кто называют тебя этим именем, ошибаются.

— Знаю, — кивнул я. — А ты кто?

— Михаил, — представился мой собеседник. — Что ты делаешь в раю?

— Хороший вопрос, — усмехнулся я. — Я провел здесь четыре месяца, потом ушел, еще через месяц вернулся и сразу встретил твоего коллегу, который командовал чертями.

Михаил скривился.

— Гавриил не командовал чертями, — заявил он. — Я вообще не понимаю, каким ветром его сюда занесло. Его работа — доносить божью волю до низших существ, а не размахивать мечом.

— Разве не он изгнал Адама и Еву из рая? — спросил я.

Михаил недоуменно приподнял брови.

— Честно говоря, не помню, — ответил он. — Там, вроде, херувимы работали. Кто-то из наших за ними, кажется, присматривал, но кто именно — не помню. Так, говоришь, ты давно здесь поселился?

Я кивнул.

— Плохо, — покачал головой Михаил. — Но то, что ты больше не живешь здесь — хорошо.

— Почему? — спросил я.

— Потому что тебе нельзя здесь находиться. Рай предназначен только для ангелов и праведников.

— Мертвых праведников? — уточнил я.

Михаил насупился.