Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография - Стейси Шифф

и многочисленные представления: спортивные поединки, театральные постановки, музыкальные состязания, показы диких животных, скачки, цирковые номера и гладиаторские бои. На три недели Рим стал раем для воров, так как почти все дома пустовали. После египетского триумфа зрителей еще ждал постановочный морской бой, для которого специально вырыли целое искусственное озеро. В сражении участвовало 4000 гребцов и несколько поверженных египетских кораблей, которые, настаивает Светоний, Цезарь перетащил через Средиземное море специально по этому случаю.

Конечно, Клеопатре не обязательно было присутствовать, когда Цезарь убеждал свой народ, что заграничные сокровища укрепляют славу Рима – одно из объяснений затянувшегося египетского эпизода. Народ восхищался щедростью, с которой он распоряжался ее добром. Легионеры отлично заработали. Кроме того, каждому гражданину он даровал по 400 сестерциев – это больше трех месячных зарплат – помимо пшеницы и оливкового масла. Еще менее вероятно, что Клеопатре хотелось присутствовать на египетском триумфе, где ей как бы напоминали: ты здесь не единственная из рода Птолемеев. В конце каждой процессии шли пленники. (Это было так важно, что для одного триумфа Помпей присвоил себе чужих невольников – количество пленных считалось мерилом успеха завоевателя.) Чем экзотичнее «добыча», тем лучше: в африканской процессии Цезаря – последней из сорока шести – шел пятилетний африканский принц [46], которому, по странному капризу судьбы, предстояло в будущем жениться на дочери Клеопатры [47]. Еще одной диковинкой – хотя она и не так подействовала на публику, как крошечный чернокожий принц или невиданный «верблюдолеопард», – стала Арсиноя, юная сестра Клеопатры, закованная в золотые кандалы. За ней следовали другие трофеи, захваченные в Египте, но именно этот, призванный впечатлить толпу, ее смутил. Это было уже слишком: Дион пишет, что римляне не привыкли видеть «женщину, к тому же некогда царицу, в цепях – подобного никогда еще не бывало, по крайней мере в Риме» [48]. Ужас сменился состраданием. К глазам подступили слезы. Арсиноя предстала живым напоминанием о человеческих жертвах войны, затронувшей почти каждую семью. Даже если Клеопатра ничуть не жалела сестру, даже если предпочитала считать, что Цезарь просто убрал с ее пути помеху, все равно ей не нужно было это жестокое свидетельство порабощения Египта. В конце концов, сама она еле избежала такого же позора.

Как часто бывает, звездные гости оказались не меньшей проблемой, чем звездные невольники. Сложно сказать, кто из Птолемеев беспокоил римлян больше: венценосная пленница, которую Цезарь унизил на городских улицах, или чужеземная царица, с которой он забавлялся на своей вилле. Вскоре Арсиноя будет переправлена через Эгейское море в храм Артемиды в Эфесе – сверкающее, беломраморное чудо света. Ее старшая сестра проводит зиму на «немодной» стороне Тибра. Она долго не имеет известий из Александрии, потому что навигация закрыта до марта. И Цезаря нет рядом – он в начале ноября уехал в Испанию, добивать остатки армии Помпея. Клеопатра знавала тяжелые времена – например, в пустыне на западе Синайского полуострова, – но нынешнее ее положение, несмотря на всю прелесть виллы на холме Яникул с прекрасным панорамным видом, тоже сложно назвать комфортным. Прием, оказанный ей римлянами, сердечным не назовешь. В Риме холодно и мокро. Латынь неприятна на вкус тому, кто привык говорить по-гречески. К тому же в городе, где женщина имеет не больше прав, чем младенец или курица, ей приходится существенно перестраиваться [49]. Наверное, 46 год до н. э. показался Клеопатре длиннейшим в истории; впрочем, из-за манипуляций с несчастным календарем таким он и был.

В Риме Клеопатра столкнулась с проблемой всех знаменитостей за границей: сама она мало кого знала, зато ее знали все. Ее присутствие приковывало всеобщее внимание, и лишь отчасти это была вина Кальпурнии, давно привыкшей к подобным унижениям. Цезарь женился в третий раз в 59 году до н. э. и все это время с легкостью изменял супруге и дома, и в путешествиях. Он никогда не был вне подозрений. Он спал с женами большинства своих коллег, как-то раз сначала соблазнил одну красавицу, а потом, не мешкая, и ее юную дочь. В промежутке между отъездом из Александрии и возвращением в Рим он даже нашел время на интрижку с женой царя Мавритании (именно этому роману кое-кто – видимо, в романтическом бреду – приписал приезд Клеопатры. Соперничать с чьей-то женой – это одно. Соперничать же с другим восточным монархом, пусть и не таким значительным, совершенно иное. Такое соперничество придает ситуации больше эмоционального накала, чем допускает эпоха или имеющиеся улики). В общем, римлян весьма настораживала нескрываемая привязанность Цезаря к женщине, ушедшей от римских нравов слишком далеко, а по некоторым вопросам – так вообще в оппозицию.

И хотя мало что в Клеопатре вызывало к ней за границей симпатию, абсолютно все в ней возбуждало любопытство. Это накладывало определенные ограничения на ее свободу. Сложно поверить, что она часто появлялась в варварском Риме. Скорее Цезарь навещал ее на своей вилле, чего никак не мог делать незаметно. Птолемеи и раньше гостили у римлян – напомним, Авлет какое-то время жил у Помпея, – но это были отношения другого рода. Цезарь с Клеопатрой просто не умели не привлекать к себе внимания: завешенный шторами паланкин, ехавший на плечах команды дюжих сирийцев, вряд ли способствовал сохранению анонимности. (Авлет передвигался с помощью восьмерых носильщиков в сопровождении сотни меченосцев [50]. Нет оснований полагать, что его дочь как-то иначе понимала значение слова «роскошь». Разумеется, она путешествовала по Риму исключительно со свитой охранников, советников и помощников.) Ни один значимый человек не вышел бы из дома без алой тоги и эскорта, а к концу 45 года до н. э. Цезарь приобрел привычку разгуливать в красных сапогах до середины икры. Все источники сходятся в том, что в Риме даже камни разговаривают. Как говорит Ювенал, состоятельный римлянин обманывал себя, если верил, что может сохранить какой-нибудь секрет [51]. «Пусть даже слуги молчат, – говорят его кони, собаки, двери и мраморы стен». Вы могли принять все возможные меры предосторожности, но «все-таки то, что к вторым петухам будет делать хозяин, до наступления дня уж узнает соседний харчевник: он будет знать, что решил весовщик, повара и разрезчик». К счастью, Клеопатре уже не нужно было заметать следы. Ночных эскапад в полотняных мешках в ближайшее время не предвиделось.

Цезарь как минимум однажды попытался публично сделать царицу Египта частью римской жизни. В сентябре он посвятил роскошный храм на своем форуме Венере – богине, потомком которой себя объявлял и благосклонностью которой объяснял свои победы. По совместительству она также считалась священной прародительницей римлян. Говорили, что Цезарь был «совершенно